Шерил Сойер - Бунтарка. Берег страсти

Вскоре после того, как Виктор де Луни прибыл в Париж, Жюль получил письмо от маркиза де Лафайета с вежливой просьбой поделиться любой информацией об Америке, которая ему известна. Он тут же ответил, понимая, что теперь взял на себя обязательство поддерживать длительную переписку, если правда все то, что слышал об этом молодом человеке.

Он также ответил своему другу Бенджамину Франклину, который в конце июня прислал письмо из Филадельфии. Курьер, которому Франклин доверил письмо, добрался до Парижа только в конце августа, и ему понадобилось некоторое время, чтобы выяснить, куда отправился граф, и найти надежного посыльного, чтобы отвезти послание в Мирандолу.

В ответе Франклину Жюль писал:

«Мне хотелось бы выразить благодарность за Ваши любезные вопросы, предоставив необходимый Вам отчет о том, что происходит в Париже. Увы, я менее Вас уверен в том, что мое письмо окажется в Ваших руках предварительно непрочитанным. Поэтому пишу в общих чертах, оставляя подробности для личной встречи, ибо надеюсь, что наше правительство признает Вашу страну, а Вас назначат послом во Франции.

Сэр, Америке необходимо, чтобы Вы были здесь. Само упоминание о Вашей борьбе вызывает здесь нечто вроде лихорадки, которая воспаляет мужчин непредсказуемым об разом. Слыша о ней, люди с мягким характером начинают спорить, глупцы — много болтать, апатичная молодежь вдруг становится храброй и готова идти на риск. Часто они кажутся просто смешными. Вы так же хорошо, как и я, помните французских офицеров из Канады, Сахарных островов и других мест, которые просочились в Континентальную армию в ожидании вознаграждения лишь за то, что они с важным видом расхаживают среди Ваших солдат. С сожалением должен сказать, что Вы должны быть готовы увидеть их в еще большем количестве.

Учитывая ту накаленную атмосферу, которой сопровождается тема Войны за независимость, а также неосведомленность в этом вопросе среди большинства парижских лидеров общественного мнения, молодость нашего короля и его опасения проявить к Англии серьезную враждебность, здесь требуются более компетентные дебаты, прежде чем изменится отношение Франции к Конгрессу США. Та поддержка, которую обещает французское правительство и которую в этом письме я не стану обсуждать, — это все, что можно ожидать в ближайшем будущем. Вот почему я настаиваю на Вашем прибытии во Францию: уважение, настоящее преклонение перед Вашим гением, которое здесь столь распространено, вера в Вашу мудрость — все это залог того, что Вас внимательно выслушают.

Пожалуйста, передайте бригадному генералу Бенедикту Арнольду, что я отношусь к нему с уважением и любовью. Я с радостью узнал, что он уже поправился, ведь мы вместе лежали в полевом госпитале после битвы при Квебеке. Можете поблагодарить его за то, что он признал меня инвалидом, и сообщите ему, что до тех пор, пока я не пришлю ему крепкую палку из дерева пекана, такую, какой он, помнится, пользовался, он может считать, что я совершенно здоров, каким я сейчас себя чувствую, и от всего сердца надеюсь, что он чувствует себя так же.

Мне остается еще раз, сэр, просить Вас оказать Франции честь своим присутствием. В этом я преследую корыстную цель, ибо тогда у меня появится благоприятная возможность еще раз побеседовать с одним из умнейших людей, каких мне выпала честь знать. До встречи, и надеюсь, что она произойдет весьма скоро.

Остаюсь Вашим верным и преданным слугой,

Жюль Ролле де Шерси де Мирандола».

Жизнь в Мирандоле после отъезда Виктора не сулила Вивиан изменений к лучшему, несмотря на усилия тети относиться к ней с большей добротой и пониманием. У Онорины теплилась надежда, что Вивиан и ее опекун в конце концов поладят, совершая совместные прогулки по округе. Однако никто из них обоих не разделял ее мнения.

Однажды, когда выбирали на конюшне лошадей, взгляд Жюля остановился на санях, которые хранились в каретном сарае, и он поинтересовался, пользовались ли ими ее родители. Вивиан удивилась, ибо он впервые спросил ее о них. Она на мгновение задумалась, затем ответила, что помнит, как еще маленькой девочкой каталась на них вместе с матерью. Больше он ничего не сказал.

Затем прошлое снова встало перед ними. Это случилось в полулье от шато, когда они подъехали к крутому склону над ржаным полем, откуда верховая тропа спускалась к ручью, перекрытому узким деревянным мостом. Вместо того чтобы поехать по тропе, Вивиан тут же повернула в сторону и начала объезжать поле. Дядя громко спросил, куда она едет, и девушка неохотно ответила:

— Я никогда не спускаюсь здесь, после того как произошел несчастный случай.

Он резко остановил лошадь и спросил, что она имеет в виду.

Вивиан предпочла бы не давать никаких объяснений, ибо ей стало обидно, что он не знает подробностей, которые легко мог узнать от слуг, если бы проявил к этой теме хоть малейший интерес. Однако она была обязана рассказать ему все, и ей удалось собраться с духом. Может, эта история причинит ему хоть частичку той боли, которую испытала она. Коротко Вивиан поведала о последних минутах жизни отца: как он спускался по холму, как его кобыла не пожелала пересекать мостик, как он заставил ее это сделать, одна ее нога застряла меж досками мостика — и его сбросило из седла прямо в ручей, на камни. Отец ее умер мгновенно. Вивиан заметила, как дядя вздрогнул.

— Поедем со мной, — сказал он и направил лошадь к ручью.

Она невольно последовала за ним. Они остановили лошадей. У мостика над ними повисло долгое молчание.

— Вы уверены, что он скончался тут же? — спросил наконец Жюль.

Вивиан кивнула. Он спросил, откуда ей это известно. Она торопливо рассказала, что конюх был свидетелем несчастного случая и сразу ринулся к отцу, затем побежал в шато за ней. Ей помогали все домочадцы… В это мгновение девушка почувствовала, что у нее больше нет сил говорить об отце, и переменила тему, заметив лишь, что кобыла отца тогда сломала ногу. Дядя спросил: в конюшне ли еще эта кобыла? Нет, она сразу же попросила пристрелить ее. Будто поддавшись злым чарам, оба умолкли и глядели на то место, где погиб Роберт де Шерси.

Вдруг Жюль резко развернул лошадь, направил ее к ручью и перескочил с одного крутого берега на другой. Вивиан испуганно замерла, пока он сурово не оглянулся на нее и не сказал:

— Ты должна сделать то же самое. — Когда она в страхе заколебалась, он добавил: — Если только не боишься выскочить из седла.

Вивиан отогнала прочь все мысли и совершила тот же прыжок, что и дядя, и продолжила путь, ибо ей не хватило сил встретить его взгляд, а надо было обрести спокойствие. К счастью, ему понадобилось время, чтобы нагнать ее, и когда оба оказались на более широкой лесной тропинке, то продолжили разговор в обычном тоне. Он холодно заметил, что распорядится починить мостик и сделать его шире, чтобы через него могли проезжать телеги с урожаем, и девушка пожалела, что не может в который раз разозлиться на него. Вместо этого она пыталась угадать, что творится в его голове, однако его сдержанность делала подобную задачу почти невыполнимой.