Джулия Берд - Леди и Волк

Стефан посмотрел на нее бесчувственным взглядом и направился к Кэтрин. Казалось, он шел целую вечность, пока не оказался в ее теплых объятиях. Но в сердце оставался холод.

— Как мне жаль, Стефан, — шептала девушка, вытирая слезы на его щеках. Она все ближе прижимала его к себе, не обращая внимания на кровавые пятна на своем белом одеянии. — Как жаль!

И хотя в ее заботливых руках Стефан чувствовал покой, он отстранился и подошел к матери. Схватив за руку, он толкнул ее на кровать позади убитого отца.

— Отправляйся туда, где ты хладнокровно обманывала своего мужа все эти годы!

Розалинда рыдала, не решась ни обнять бездыханное тело, ни отодвинуться подальше. Наконец, задыхаясь от ярости, она встала и ударила Стефана по лицу. Удар был слишком силен для женщины, которая демонстрировала свое горе. Голова Стефана дернулась.

— Отвести его в башню! — прозвучали слова Марлоу.

— Ты кровавый ублюдок! — Стефан бросился к брату и схватил его за горло. Четверо стражников едва смогли оттащить его в сторону.

— Увести его отсюда, пока не убил еще кого-нибудь, — приказал Марлоу.

— Нет! — закричала Кэтрин. Но, кроме Стефана, никто не обратил на нее внимания. Они безмолвно смотрели друг на друга, пока солдаты не повели его прочь.

Убитый собственным горем, Рамси не мог, тем не менее, оставаться безучастным к происходящему. Он попытался опрокинуть Марлоу, но силы были неравными.

— Увести этого тоже, — сказал он, оттолкнув слугу. — Обоих в северную башню.

Глядя им вслед, девушка с мольбой обратилась к Розалинде:

— Вы же знаете, что Стефан не виноват. Он не убийца.

Ошеломленная графиня не произнесла ни слова. Не надеясь на ее помощь, Кэтрин побежала за Стефаном. Но грубый удар Ботвелла сбил ее с ног.

— Пусть идут, миледи! — Европа помогла ей подняться. — Вы все равно им не поможете, но сами можете оказаться в тюрьме. К тому же Марлоу не станет долго держать их там.

Девушка недоверчиво взглянула на пожилую женщину. Она была убеждена, что Марлоу не убьет Стефана, и ее спокойствие передалось Кэтрин.

Но оставаться в комнате и бездействовать ей было не под силу. Поэтому, не слушая Европу, она набросила на плечи плащ и стремительно покинула комнату.

Пока в замке царили шум и неразбериха, Кэтрин незаметно вышла на улицу. Холодный утренний воздух резал глаза. Она бежала по заиндевевшей аллее, ничего не замечая вокруг. Только образ Стефана, качающего окровавленное тело отца, стоял перед глазами. Ее громкие всхлипывания эхом отдавались в безмолвной тишине двора.

Едва касаясь ногами гладких ступенек, девушка поднялась в церковь. Священника не было. Но свечи еще горели. Их мерцающий свет, перемешиваясь с дымкой ладана, подсвечивал статуи Пресвятой Девы Марии и Христа, придавая им мистический вид. Во взгляде Христа, устремленном к небесам, читалась мольба.

Оцепеневшая от отчаяния, Кэтрин опустилась на колени. Она не могла поверить, что еще один человек, который тронул ее сердце так же сильно, как Джордж, покинул ее. Как Бог мог позволить такое зло? Сначала чума с нищетой и голодом, теперь — чудовищная несправедливость к ее жениху. Его лишь чудом не убили за те деяния, которых он не совершал! И тогда отчаяние уступило место гневу.

— За что? — закричала она, обращая к Христу искаженное горем лицо. Когда ответ показался ей очевидным, она залилась слезами. Неужели за то, что она забыла о своих клятвах и слишком долго не молилась за Джорджа?

Она стояла у алтаря и молилась. Но постепенно образ Джорджа вытеснил другой, страшный и жестокий. Это был образ Марлоу, человека, который разрушил ее будущее. Все, к чему он прикасался, превращалось в гнилую тряпку и расползалось на части, оставляя в сердце незаживающие раны. Кэтрин вспомнила его поцелуй и вытерла губы, словно это произошло мгновение назад. В ее груди зарождалось чувство, которому не было названия. Оно было страшнее ненависти.

— Ты не убьешь его, Марлоу, — медленно сказала Кэтрин. Глаза ее заволокло пеленой, словно она находилась в трансе. — Я не позволю тебе поднять на Стефана руку… Клянусь Богом! И эту клятву я выполню! Или умру.

Как долго она страдала, глядя на смерть, которая окружала ее во время чумы. Но ничего не могла сделать. А одного человека, жестокого и коварного, она остановит!

— Ты не умрешь, Стефан! — шептала она. — Я сделаю так, что твое имя не будет запятнано позором.

Но как спасти Стефана, она еще не знала. Даже его семья не сомневалась, что он убийца, и никого не интересовало, что думала об этом Кэтрин.

Сознавая свою слабость, она в отчаянии закрыла лицо руками.

— Помоги мне, Джордж! — молилась девушка. И слабый луч надежды сверкнул в глубине ее души.

Она вытерла заплаканные щеки и самым неподобающим образом вытерла рукавом хлюпающий нос. Повернувшись на каблуках, Кэтрин Гилберт расправила плечи и вышла из церкви с таким видом, словно собралась на войну.

Стефан сыпал проклятия на головы стражников, которые вели его в покои матери. Везде, на подбородке, на волосах и одежде, были следы запекшейся крови. Целый день его разум воевал с яростью и гневом, бушующими в груди. Устав от этой борьбы, Стефан пребывал теперь в состоянии, близком к оцепенению. Но при виде триумвирата, который встретил его в комнате, в нем проснулось острое чувство презрения.

Роберт стоял, повернувшись спиной к огню, боясь встретиться со Стефаном взглядом, мать сидела на стуле, а Марлоу высокомерно улыбался.

— Спасибо, что навестил нас, — сказал он, предлагая Стефану стул.

— У меня не было выбора, — ответил Стефан. Повернувшись спиной с Ботвеллу и Крамеру, которые конвоировали его из башни, он захлопнул ногой дверь перед их лицами. — По какому случаю аудиенция? Будем оплакивать отца дружной семьей? Вы считаете, это понравилось бы ему?

— Теперь это не имеет значения, — произнес Марлоу и присвистнул. — Отец мертв.

— Мой отец мертв, а твой — жив и здоров. И мечтает только об одном — как бы ему потискать какую-нибудь кухарку.

Марлоу было подался вперед, но Роберт остановил его.

— Вы, по-моему, оба убиты горем, — сказал он. — Ближе к делу, Марлоу.

Марлоу пожал плечами и налил себе медовый напиток.

— Ну, хорошо, брат…

— Какой я тебе брат? — перебил его Стефан. Он сел на стул, предложенный ему раньше, и вытянул ноги.

— Какая разница, как я тебя называю, если скоро ты будешь мертв, — парировал Марлоу.

— Если я умру, то люди пойдут на тебя войной.

Марлоу покачал головой.

— Ты переоцениваешь себя. Тебя, конечно, граф любил больше, но он был слеп в своей отцовской любви. Так же, как Роберт, который ослеплен моими недостатками, — саркастически добавил он.

— Для чего ты пригласил меня сюда? — спросил Стефан. — Ты убил Джеймса, и все об этом знают.