Джулия Берд - Леди и Волк

Вечером Стефан прихрамывая вошел в Грейт Холл. Он приказал своим французским компаньонам присоединиться к трапезничающим рыцарям. Оба преданных ему воина обладали недюжинной силой, и Стефан был уверен, что в случае его разоблачения они, не задумываясь, возьмутся за холодные рукоятки своих мечей.

— Будьте поблизости, — распорядился он.

Стефан обвел помещение взглядом и понял, как многое изменилось здесь после смерти отца. Лишь резкие неискренние смешки иногда оживляли застолье. Марлоу сидел во главе центрального стола. Место рядом с ним занимала Кэтрин. Место Стефана, к его огромному удовлетворению, оставалось пустым, словно храня честь своего хозяина.

Кэтрин ела безо всякого аппетита и, в отличие от собравшихся, не улыбалась. Стефан сочувствовал ей всем сердцем и проклинал себя за то, что по его вине ей приходилось переносить столько страданий. Но ведь он и вернулся, чтобы спасти ее.

Стефан вошел в гостиную с шумом, подволакивая ногу, и величественно поклонился присутствующим, взиравшим на него с благоговейным страхом. Когда Марлоу приказал менестрелю прекратить пение, в Грейт Холле воцарилось неловкое молчание.

— Добрый вечер, граф Марлоу, — произнес Стефан низким голосом. — Не найдется ли для меня место за вашим столом?

Марлоу медленно поднялся.

— Я не посмею оскорбить достойного представителя инквизиции, Ламорт.

По залу, словно ветерок, разлетелся шепот. Присутствующие устремили на него подозрительные и враждебные взгляды. Кэтрин взглянула на него с явным неодобрением.

— Как и обещал, я отправил приглашение архиепископу, сообщая о вашем прибытии. А пока присоединяйтесь к нам.

Стефан внимательно посмотрел на девушку, она не узнавала его. Но он надеялся, что успеет обратить на себя ее внимание во время ужина.

Он сел рядом с матерью и Робертом. Пока они наливали в чаши похлебку, Стефан успел внимательно рассмотреть Розалинду. Ее волосы стали почти седыми. Былое величие и высокомерие исчезли. Голубые глаза потускнели, выражая полную апатию к жизни.

— Ламорт, — сказала она, повернувшись, — вы появились очень вовремя.

Стефан вопросительно взглянул на Розалинду. Она наполняла свой кубок намного чаще, чем ее гости, и теперь была почти пьяна.

— Остатки благородства уже разлагаются, и я ощущаю их зловоние, — продолжила Розалинда.

Несмотря на то что в ней говорило вино, Стефан был захвачен врасплох. Прежде он никогда не слышал, чтобы мать говорила так открыто. Возможно, из-за того, что она считала его случайным человеком.

— И какая же болезнь творит это, мадам?

— Алчность… похоть… — Она немного сощурилась, глядя прямо на Роберта. Розалинда сделала еще глоток меда. Опуская кубок, она едва не поставила его мимо стола. Пролитая лужица медленно растекалось по его поверхности. — Как часто мы не ценим того, что у нас есть, и страстно желаем тогда, когда у нас этого уже нет.

— Мадам, это похоже на раскаяние.

Розалинда посмотрела на Стефана пристально, изучая черты его лица. И ему показалось, что он зашел слишком далеко.

— Что вы знаете о раскаянии, Ламорт? — наконец спросила она и цинично рассмеялась. — Мы слышали рассказы об инквизиции. Вы беспощадны в своей охоте за ересью и колдовством. Вы сожалеете хотя бы об одной казни?

Стефан почувствовал, что с дальнего края стола на него пристально смотрит Кэтрин. Она по-прежнему не узнавала его, но проявляла большой интерес. Ему хотелось ответить ей нежным взглядом, дать понять, что она в безопасности, но это было невозможно. До нее было слишком далеко. Кроме того, любопытные глаза еще продолжали рассматривать безобразного инквизитора. Поэтому, спрятав свои чувства под маскарадный костюм, он вновь повернулся к матери.

— Мадам, я вижу, раскаяние сжигает ваше сердце и душу. Вам необходимо исповедаться во грехах, которые вы совершили.

Розалинда смахнула слезу и сделала глоток меда. Поставив кубок на стол, она горько улыбнулась.

— Бог все знает о моих грехах, Ламорт. И я буду гореть за них в аду. Раскаиваться мне поздно.

— Но это ересь! — возмутился Стефан. — Разве вы не знаете, что можете исповедаться только священнику. Только служители церкви могут общаться с Богом. Во Франции людей сжигают на кострах и за меньшие грехи!

— Сжигают на кострах? — откликнулась Розалинда. — Это могло бы доставить облегчение тем углям раскаяния, что сжигают мою душу.

Она говорила серьезно, и Стефан почувствовал внезапные угрызения совести. После того, как Кэтрин покинула Даунинг-Кросс, он много размышлял о трагических событиях в их семье. Тогда мать вызвала у него ожесточение, граничащее с ненавистью. Теперь он смотрел на нее другими глазами. Все меняется со временем — грехи, мысли, ненависть. Розалинда тоже изменилась. Сколько лет она лелеяла образ Роберта в своем сердце, искусно обманывая своего благородного мужа? Теперь, когда муж мертв, она обнаружила тусклые пятна на доспехах и дыры в его кольчуге. Это открытие разорвало на части все, ради чего она жила — вожделение, страсть, жадность. Она очнулась ото сна и обнаружила, что все мечты поблекли. Стефан страдал вместе с ней, но в то же время знал, что только смерть может освободить ее разум и душу от совершенных грехов.

— Мадам, мы не должны судить себя сами. Оставьте это Богу. — Стефан произнес это мягко, прикрывая своей рукой ее руку. В ее глазах он прочитал благодарность и, надеясь, что никто не слышал слов утешения, отвернулся.

К этому времени уже многие покинули Грейт Холл. Ужин закончился, и Кэтрин грациозно направлялась к выходу, мельком взглянув сторону Стефана. Он долго смотрел ей вслед. Вскоре к нему подсел Марлоу.

— Ламорт, — сказал он, — я вовсе не уверен, что архиепископ одобрит ваше появление в Англии.

— Это вне его компетенции, — заметил Стефан. — Инквизиция обладает большей властью, чем архиепископ.

Марлоу улыбнулся.

— Время покажет, мой друг. Однако пока вы здесь, могу сообщить, что обнаружил нечто странное в комнате графини Розалинды.

Стефан нахмурился. Любовь Марлоу к интригам не была для него тайной.

— Вы имеете в виду свою мать? Я не раз слышал, что вы обращались к ней именно так.

Марлоу пожал плечами.

— Разве инквизицию беспокоит, как я называю женщину, которая меня родила?

— Меня беспокоит все, граф, — ответил Стефан. — За малым обычно скрываются большие грехи.

— Розалинда, на самом деле, моя мать. Но, кроме того, она озлобленная и властная женщина…

— …которая мешает вам единолично управлять графством? — продолжил Стефан и заговорщически улыбнулся.

Марлоу был достаточно проницателен и умен, чтобы ответить прямо. Вместо этого он достал маленькую статуэтку женщины со множеством грудей. У ее ступней лежал полумесяц.