Мэри Бэлоу - Сети соблазна

– Вы поцеловали его, – сказал он. – Есть ли у вас стыд? Внезапно Мэдлин рассмеялась, все еще не сводя с него взгляда.

– Простите за грубость, – сказала она, – но сейчас вы говорили совсем как ваш отец, Джеймс. «Есть ли у вас стыд?»

Утратив остатки самоконтроля, он резко повернулся к ней, схватил ее за плечи и грубо встряхнул.

– Не примешивайте сюда моего отца, – проговорил он сквозь зубы, – я не позволю вам оскорблять его!

Защищаясь, Мэдлин протянула руки к его груди. Она задыхалась. Но откинула голову и продолжала насмехаться над ним.

– Нет, – сказала она, – мне не стыдно. Мне нравится, когда меня целуют. Мне нравится, когда меня ценят. И я гроша ломаного не дам за ваше презрение или неодобрение, Джеймс Парнелл. Я буду целоваться и флиртовать с кем хочу, а вы можете идти ко всем чертям.

Его гнев утих, остались только безнадежность и отчаяние. Он посмотрел в ее смеющееся, презрительное лицо.

– Кажется, я становлюсь дьяволом, когда речь идет о вас, не так ли? – спросил он и впился в ее губы.

Нужно было отпустить ее, потому что она сопротивлялась. Нужно было совсем бросить ее и отвернуться, чтобы Мэдлин могла добраться до дома, где была бы в безопасности. Но боролась она не для того, чтобы освободиться, а просто чтобы высвободить руки, стиснутые у его груди. Мэдлин обняла его за шею, прижалась к нему и раскрыла губы так, что его язык беспрепятственно проник в мягкое тепло за ее зубами.

Ее пыл разгорался вместе с его пылом. Она двигалась рядом с ним, сначала слегка скованно, а потом все увереннее, умело ощущая его грудью, бедрами. Она терлась о него, отвела назад плечи, чтобы он мог ласкать ее груди, чтобы рука его могла проскользнуть между ними.

А он желал ее с такой мукой, что только препятствие в виде одежды удерживало его. Но в конце концов он поднял голову и вместе с Мэдлин отступил к тонкому стволу какого-то фруктового дерева. Он крепко прижал ее голову к своей груди и ждал, пока к нему вернется способность рассуждать здраво.

Мэдлин шумно и глубоко дышала.

– Мэдлин, – сказал он наконец, – что мы будем делать? Она ответила не сразу. Когда Мэдлин заговорила, голос ее звучал чуть слышно и дрожал, хотя слова звучали беззаботно.

– Приведем в порядок волосы и одежду и вернемся в дом, разумеется, – сказала она, отталкивая его и сосредоточенно разглаживая юбку.

Джеймс прислонился к дереву.

– Я ненавижу вас, Джеймс. Кажется, по-настоящему ненавижу. Но видите, как я неисправима? Я не могу устоять и не флиртовать и не целоваться даже с вами.

– Вы не флиртовали, – проговорил Джеймс.

Она подняла голову и улыбнулась ему ослепительной улыбкой.

– Ах, – сказала она, – но ведь суть настоящего флирта состоит в том, что жертва его полагает, будто к ней относятся совершенно серьезно.

Она направилась к дому, а Джеймс так и остался стоять на месте. Но Мэдлин обернулась и улыбнулась:

– Если мы вернемся порознь, тогда как все видели, что мы ушли из столовой вместе, это может вызвать ужасные кривотолки. Давайте вернемся степенно, под ручку. О чем бы нам побеседовать? Быть может, о погоде?

– Погода представляется мне вполне безопасной темой, – проскрежетал он сквозь зубы. – Жара стоит необычайно долго даже для июля. Как вы думаете, когда она кончится?

– Ах, не раньше августа, когда вы отчалите, – легкомысленно ответила она. – Будет весьма жестоко, если она не кончится до того. Бал Эдмунда будет испорчен.

– На лужайке снова много гостей, – заметил он. – Как удачно, поскольку тема нашего разговора вот-вот иссякнет. Не хотите ли присоединиться к вашей тетке и дяде?

– Вы можете сделать это сами, – сказала она, отпуская его руку. – А я немного продрогла, пойду в дом.

Джеймс смотрел, как она машет рукой Кэррингтонам и ленивой походкой направляется к дому. По дороге Мэдлин задержалась, чтобы поболтать с капитаном, с лейтенантом и с Анной.

Граф Эмберли в халате сидел на краю своей супружеской кровати. Он только что выпрямился, поцеловав жену.

– Чародейка! – сказал он, печально улыбаясь. – Неужели сейчас неподходящее время? Опасные дни?

– Да, – ответила она, аккуратно расправляя одеяло. – Мне очень жаль, Эдмунд, что мое желание быть с вами не совпадает с моими возможностями. Хотя вам от этого не легче, верно?

– А что наш прием, дал ли он какие-нибудь результаты? – спросил Эдмунд, нарочно меняя тему. – Как вы считаете, Джеймс счастлив? Пообщался он с отцом в конце концов?

– Нет и нет, – вздохнув, ответила Александра. – Но надежда еще осталась. Эмберли свел нас, когда каждый уже хотел пойти своим путем. Здесь встретились Эллен и Доминик, когда их отношения разладились. Может быть, и Джеймс справится со своими трудностями.

Граф поднялся и подошел к окну, где и остановился, глядя в темноту невидящими глазами.

Долгое молчание нарушила Александра.

– Эдмунд, если вы не собираетесь ложиться, – сказала она, – вам нужно успокоиться и пойти к ней.

– Она, наверное, уже спит, – возразил граф.

– Сомневаюсь. – Александра села; он подошел к жене, и она взяла его за руку. – Когда мы шли мимо ее комнаты, она горько плакала. Ступайте к ней, дорогой. Я бы и сама пошла, но вы ее брат. И что еще важнее, я сестра Джеймса.

– Мэдлин очень редко плачет, – сказал Эдмунд. – Но уж если заплачет, то рыдает и захлебывается так, что всем слышно.

– Вы были правы все это время, – сказала она. – Между Джеймсом и Джин Кэмерон ничего не было. Все это время были только Мэдлин и Джеймс.

– Жаль, что здесь нет Доминика. Он бы знал, что делать. Я, видите ли, всегда чувствовал себя в их обществе посторонним.

– Вот ерунда, – возразила она. – Конечно, они близки. Они ведь близнецы, но вы ее старший брат. Она вас обожает.

– Я, конечно, пойду и посмотрю, что здесь можно сделать, – сказал Эдмунд. – Если Мэдлин еще не спит, она скорее всего швырнет в меня подушкой или чем-нибудь потяжелее. Но для чего же еще существуют братья?

Но после того как Эдмунд тихонько постучался и, повернув дверную ручку, заглянул в спальню, он увидел, что Мэдлин там нет. Тогда он сошел вниз, в оранжерею, которая всегда была личным убежищем сестры и Доминика, хотя ни один из них не знал, что это кому-либо известно.

Она забилась в угол дивана и сидела, подтянув колени к подбородку. Освещалась комната только светом, проникавшим снаружи. Не говоря ни слова, Эдмунд сел рядом с сестрой.

– Я не могла уснуть, – сказала она. – Ночь такая красивая.

– Я слышал, как вы плакали, – заметил он. Мэдлин долго молчала.

– Я хочу уехать к Доминику, – сказала она. – Вы позволите мне уехать, Эдмунд? Он сказал, что я могу провести лето с ним и с Эллен, если мне захочется. Можно мне уехать? Завтра?

– Конечно. Если вы на самом деле этого хотите, Мэдлин. Она прижалась лбом к коленям.