Мэри Бэлоу - Сети соблазна

Основное блюдо они съели молча.

– Мне нравится моя спальня, – весело проговорила наконец молодая женщина. – Она светлая и просторная.

– Надеюсь, в таком случае вам понравится и моя тоже, – отозвался он, – поскольку спать вы будете именно там.

– Вот как? – На щеках ее проступил румянец, глаза засветились, и это вызвало в нем прилив желания.

Но Джеймс осознал, что это он сказал громко в присутствии дворецкого и двух лакеев, стоявших, подобно деревянным статуям, у буфета, и что выразило ее лицо. И вместо того чтобы просто улыбнуться ей или совершенно переменить тему, он все испортил окончательно.

Джеймс посмотрел ей прямо в глаза.

– Попробуйте лечь спать где-нибудь в другом месте, – заявил он, – и я приду и уведу вас силой.

Мэдлин отшатнулась, словно он ударил ее. И он понял, что слова его прозвучали не как шутка или вызов. Они прозвучали как угроза.

В последующие полторы недели после их прибытия в Данстейбл-Холл он научился проводить как можно больше времени без нее в течение дня и сводить все разговоры исключительно к домашним делам. И между ними установилось некое подобие мира. Мэдлин изучала, как ведется дом, и излагала свои пожелания миссис Кокинз. У горничной, которая принесла им завтрак на четвертый день, из-под чепца выглядывали локоны. Услышав похвалу Мэдлин, девушка вспыхнула и улыбнулась.

Мэдлин казалась не очень несчастной.

И если он оказался совершенно неспособным выказывать ей свою любовь словесно или выражением лица, он пытался возместить это по ночам. Она действовала на него как наркотик. Он пристрастился к этому наркотику задолго до их приезда в Данстейбл-Холл.

Но то была потребность не только в личном удовлетворении. В нем жила не менее сильная потребность любить ее, сделать так, чтобы ласки и для нее превратились в прекрасные и совершенные переживания. И его главное утешение, главная надежда в течение первых дней их семейной жизни заключались в том, что это ему в основном удавалось. Она почти так же, как и он, наслаждалась любовными играми и училась приумножать и свое наслаждение, и его.

Если бы только он мог прошептать ей что-нибудь! Но он не мог, поэтому и не стал размышлять об этом. В целом его семейная жизнь устраивалась значительно лучше, чем ему казалось в день свадьбы.

Хотя, конечно, оснований для радости не было. После того как они прожили дома неделю, она сообщила ему с вызывающим видом, что не забеременела.

– Ну что ж, – сказал он, скрывая разочарование, – кажется, вам не стоило выходить за меня, Мэдлин. Вы могли выскользнуть из этой сети и остаться свободной.

– Я вышла за вас не поэтому, – возразила она.

– Почему же?

– Не знаю, – ответила она, помолчав. – Возможно, из неосознанного желания быть наказанной.

Нет, особой гармонии в их браке не было. Только хрупкий мир.

Он много времени посвящал осмотру своего поместья; он ездил вместе с управляющим, расспрашивая его о том, как ведется хозяйство. Хотя он и жил дома до двадцати шести лет, отец никогда не разрешал ему помогать в делах имения. Его неосведомленность в этих вопросах была почти полная.

Постепенно он выяснил, что условия, в которых живут его работники, плата, которую они получают за свой труд, просто плачевны. У арендаторов накопилось множество жалоб, на которые никто не обращал внимания. Неотложных дел было очень много. Но первые недели он только смотрел и слушал, не делая никаких поспешных выводов и решений, которые со временем могли бы оказаться гибельными.

Он совсем забыл, что за пределами его владений существует целый мир. Во времена его отца другого мира как будто не существовало. С соседями почти не общались, поскольку все они рано или поздно признавались безбожниками. Алекс и ему было не с кем играть в детстве, кроме как друг с другом. Любой ребенок, с которым они могли бы поиграть, только совратил бы их с пути истинного.

Поэтому ему показалось довольно странным, что их пригласили на обед и на вечерний прием в дом мистера Хупера, процветающего землевладельца, чьи владения соседствовали с его владениями на западе. После спора о границах владений, имевшего место двадцать или около того лет тому назад, Хупера вычеркнули из списка знакомых.

– На завтра мы приглашены на обед к нашим соседям, – сказал он Мэдлин, войдя в ее утреннюю гостиную, где она писала письма.

– Вот как? А я уже начала было задаваться вопросом, есть ли у нас вообще соседи, хотя в прошлое воскресенье в церкви народу было очень много.

– Мой отец почти ни с кем не общался, – пояснил он. – Возможно, они думают, что и я такой же. А может быть, так оно и есть.

– Нет, вы не такой, – возразила молодая женщина. Потом проказливо улыбнулась – он нечасто видел у нее на лице такое выражение, когда она смотрела на него. – Тессу, верхнюю горничную, которая немного хромает, застали у конюшен вчера вечером, она целовалась с одним из конюхов. Миссис Кокинз сообщила мне, что обоих слуг уволили тотчас же.

– Хм! – отозвался он смущенно. – Я, без сомнения, пожалею о том, что вступился за них.

– Сегодня утром вы сказали мистеру Кокинзу, что они должны остаться и получить разрешение обвенчаться. По тому, как миссис Кокинз рассказывала мне эту историю, я поняла, что во времена вашего отца, Джеймс, подобные скандальные происшествия считались недопустимыми.

– Ну, – ворчливо отозвался он, – этот человек – хороший конюх.

– А, это объясняет вашу снисходительность, – проговорила она. – Сегодня утром я получила письма от Анны и Аллана Пенворта.

– Пенворта? – нахмурился он. – Он что же, пишет вам? Разве он не знает, что вы вышли замуж?

– Разумеется, знает. Иначе с какой стати он послал бы свое письмо сюда? В прошлом году мы часто переписывались. Он пишет, что ходит на своей искусственной ноге до тех пор, пока весь не покрывается синяками. – Она засмеялась. – Нет, вы только вообразите! Я обручилась с ним, полагая, что он будет нуждаться во мне до конца дней своих. Он просто чудо! Он пишет, что, вероятно, приедет в Лондон на следующий сезон.

– Ну и что же, вы туда не поедете.

– Я и не собираюсь, – ответила она. Потом нахмурилась. – Почему вы так смотрите на меня?

– Если вы думаете, что я потерплю, что вы переписываетесь с вашим прежним поклонником и намереваетесь встретиться с ним, – сказал он, – вы плохо меня знаете, Мэдлин. Вы можете жалеть о том, какого мужа вы выбрали, но выбор уже сделан.

Она отбросила гусиное перо, брызнув чернилами на наполовину исписанный лист бумаги, лежащий перед ней на секретере, и вскочила.

– Что вы хотите сказать? – воскликнула она. – Что мы с Алланом обмениваемся любовными посланиями? Что я обмениваюсь подобными посланиями с полудюжиной других мужчин? Или с дюжиной? Что я собираюсь тайно встречаться с ними со всеми? Как вы смеете говорить мне такие вещи!