Мэри Бэлоу - Сети соблазна

Ей хотелось пойти на концерт. Парнелл увидел это по ее лицу, когда заехал за ней в дом ее отца. В то же время Джин сомневалась. Ее туалет, который считался модным в Монреале, в Лондоне вызовет насмешки, сказала она. А ее манеры, которые были вполне приемлемы в монреальском обществе, покажутся здесь неуклюжими. Кроме того, Джеймс слишком любезен. Неужели он хочет на самом деле взять ее с собой, ведь он идет на концерт в обществе своего отца, матери, сестры и зятя – графа.

Но Джеймс действительно хотел, чтобы Джин поехала вместе с ним. И ему не пришлось лицемерить, чтобы убедить девушку в этом. Ее волнение, ее нетерпение казались ему очень привлекательными после неестественного поведения Мэдлин сегодня днем. Но он не станет больше думать о ее поведении и вообще о ней. Он не ошибся в своих предположениях на ее счет. Она поверхностна и глупа. Разумеется, Мэдлин не стоит той одержимости, что измучила его за последние четыре года. Он выбросит ее из головы, наконец-то освободится от нее.

Джин вспыхнула и посмотрела на него большими вопрошающими глазами, когда Александра повернулась к ней в переполненном вестибюле и предложила отправиться вместе на поиски дамской комнаты. Благоговейный восторг охватил девушку при мысли о том, что к ней обращается настоящая графиня. Родители Джеймса в это время поднялись наверх.

Джеймс почувствовал, что ласково улыбается девушке отпуская ее р уку . И тоска по Канаде, где он встретил ее и где научился жить в относительном мире с собой, охватила его. Ему захотелось снова оказаться там. Он пожалел что вернулся.

Сегодняшних гостей вдовствующей графини Эмберли в вестибюле не было видно. Наверное, они уже наверху, в концертном зале. Или они еще там, в столпотворении экипажей. Хорошо бы Алекс и Джин поскорее вернулись. Джеймс чувствовал себя одиноким и брошенным, когда стоял рядом с зятем, сжав руки за спиной. Он слушал дружелюбную болтовню зятя и посматривал на входную дверь – смущенно, а на коридор, ведущий в дамскую комнату, – с нетерпением.

– Ах, – проговорил граф Эмберли, стоя рядом с ним, – все-таки нас бросили не насовсем, Джеймс. Наши дамы возвращаются, без сомнения, убедившись, что не случилось ничего непредвиденного и что локоны их не распустились, пока карета ехала сюда. – Он улыбнулся жене. – Вы убедились, Алекс, что так же хороши собой, как я сказал вам, помогая выйти из экипажа?

– Да, – ответила она, – посмотрев в зеркало, я могу уверенно сказать, что вы были совершенно правы, Эдмунд. Прошу прощения, что усомнилась в ваших словах.

Граф усмехнулся, а Джин с удивлением посмотрела на Джеймса. Ее, судя по всему, забавляло, что граф и его супруга подшучивают друг над другом. Джеймс предложил ей руку и улыбнулся успокаивающей улыбкой.

– Я так боюсь идти в зал, – шепотом призналась девушка, в то время как они поднимались по лестнице. – Вы позволите мне, Джеймс, все время держаться за вашу руку?

– Конечно, – ответил он. – И все джентльмены станут смотреть на вас, а потом на меня и завидовать мне.

– Ах, как глупо! – сказала она и усмехнулась.

Чего Джин не знала, так это того, что он не меньше ее боится войти в концертный зал. Они приехали одними из последних, и зал был уже переполнен. Джеймс очень радовался, что ему нужно держать под руку Джин и поэтому он не может смотреть по сторонам. И он не жалел о том, что помещение переполнено и что им пришлось занять последние свободные места у самой двери.

Поэтому слова Алекс показались ему совершенно излишними.

– Ваша матушка сидит прямо напротив нас, – сообщила она мужу. – И Мэдлин, и тетя Виола. Как жаль, Эдмунд, что рядом с ними нет свободных мест.

– Но вы можете довольствоваться улыбками и кивками, – возразил граф, – а если бы вы сидели рядом, это показалось бы вам весьма глупым занятием. Видите, Алекс, нет худа без добра.

– Я вижу, что вы в одном из ваших вздорных настроений, – отозвалась та, похлопав его по руке веером. – Я буду разговаривать только с Джин и Джеймсом. Может быть, от них я услышу что-нибудь приятное.

– На вашем месте, – сказал граф, – я бы отказался от разговоров вообще. Сейчас начнется музыка, и если вы будете болтать, это вызовет раздражение ваших соседей.

Но хотя зал был переполнен, а Джеймс не смотрел вокруг, он, входя, уже точно знал, где находится Мэдлин.

Пианист уселся перед большим роялем, стоявшим в центре зала. Взглянув на него, Джеймс понял, что очень трудно будет смотреть только туда и не устремлять взгляд на светлые локоны, пылающие щеки, блестящие глаза – он знал, что они зеленые, – и соблазнительные губы, изогнутые в улыбке. Он с удивлением заметил, что Мэдлин сосредоточилась на музыке и глаза ее устремлены на пианиста.

В отличие от него.

– А кто мать графа? – шепотом спросила Джин. В голосе ее прозвучала тревога. – Мне ведь не придется знакомиться с ней, Джеймс?

Он успокоил ее, что, наверное, на этот раз не придется. И действительно оказался прав. Во время перерыва, когда сэр Седрик Харвей вышел за освежающими напитками, вдовствующая графиня осталась на своем месте, беседуя с невесткой, миссис Кэррингтон.

Когда концерт закончился, Мэдлин восторженно захлопала. Игра захватила ее. Музыка была хорошая, Джейсон Хакстэбль сидел рядом с ней, с легкостью затмевая всех остальных джентльменов в зале своей алой формой, с другой стороны сидели ее мать с сэром Седриком, рядом с Джейсоном – тетя Виола и дядя Уильям, впереди – ее родственники Анна и Уолтер Кэррингтоны.

Эдмунд со своими спутниками сидели прямо напротив нее. Она почти не заметила, как они вошли, и не обращала на них внимания, только один раз улыбнулась и кивнула в их сторону. Если не считать того, что он затмил даже Джейсона своим черным вечерним костюмом и своими очень темными волосами и цветом лица. Он – то есть Джеймс Парнелл. И если не считать того, что какая-то юная леди прижималась к его руке даже после того, как они уселись.

Разумеется, все это не имело ни малейшего значения. Она чудесно проводит вечер со своими знакомыми.

– Мы с мамой сегодня заходили к Доминику и Эллен в дом лорда Хэрроуби, – сказала Анна, повернувшись на своем стуле, когда джентльмены ушли за лимонадом. – Мы, конечно, отправились посмотреть на малышей, хотя и притворились, что зашли к Доминику и Эллен. – И она усмехнулась.

– Понимаю, – отозвалась Мэдлин, – я поступила точно так же.

– Они не спали, – продолжала Анна, – и мне разрешили подержать Оливию. Она просто очаровательна, правда? А Чарльза взять на руки оказалось невозможно. Он капризничал. Эллен говорит, что Чарльз до сих пор не смирился с тем, что он один из близнецов и поэтому должен разделять с сестрой внимание окружающих.