Мэри Бэлоу - Сети соблазна

– Он знал? – нахмурился Джеймс. – Мой отец знал, что это был Питерли?

– Ни в коем случае, – засмеялся Карл. – Если бы у Доры в голове было побольше, – продолжал он, – я бы сказал, что она расставила вам превосходную ловушку, Бэкворт. На самом же деле все, конечно, вышло случайно. Но ясное дело, лучше было бы, чтобы все решили, будто виноваты вы. Вас легче было извинить – молодой, еще не перебесился, и все такое. С другой стороны, Питерли осудили бы многие. Ему было под сорок, он был опекуном Доры. И в конце концов, ребенок вполне мог оказаться вашим.

– Значит, – подытожил Джеймс, – вы вместе с Питерли заставили моего отца поверить. Из-за вас между нами возникла трещина, которая так и не заросла, из-за вас я прожил долгие годы, мучаясь угрызениями совести.

– Все это вы заслужили, – напомнил Карл. – Вы повинны в позоре моей сестры не меньше, чем Питерли.

Джеймс кивнул.

– Да, я очень виноват. Но я думал, что влюблен в нее, и взял бы на себя ответственность за последствия. Я никогда не сознавал, как сильно вы ненавидите меня, Карл. Я не знал, что вы чувствовали себя обделенным. Но вы не могли выместить свое негодование на Питерли, верно? Вы от него зависели. Поэтому вы использовали меня, чтобы отомстить за себя всему миру. Конечно, Доре не могли позволить выйти за меня, потому что я был братом предполагаемой невесты герцога. Ребенок оказался бы одновременно его сыном и племянником. Кроме того, вряд ли мой отец поощрил бы это, знай он правду. Питерли был одним из немногих, кого он считал достойным своего уважения. Какая ирония, согласитесь!

– Оставьте это, – заметил Карл. – Ведь все кончилось вполне благополучно. Дора довольна жизнью, Питерли присматривает за ребенком. И сами вы хорошо устроились. – Он повернулся и пошел по направлению к дому.

Но Джеймс направился за ним. Он схватил Карла за плечо и повернул к себе так, что спина последнего оказалась обращенной к стволу огромного дуба. Джеймс крепко схватил его за лацканы сюртука.

– Все кончилось вполне благополучно? – спросил он. – Десятилетние страдания – это благополучие? А как же ваша клятва, которую вы дали тогда – отомстить мне за то, что я вас поколотил? Об этом вы тоже забыли?

– Мне не нравится, что вы прикасаетесь ко мне. Бэкворт, – сказал Карл ледяным голосом. – И что за чепуху вы несете?

– Я хочу знать о вашей дружбе с моей женой, – ответил Джеймс.

Карл улыбнулся.

– Полагаю, вам следует спросить у нее, – сказал он. – Мне не хочется сплетничать, Бэкворт, и ставить леди в затруднительное положение.

– О нет, – глаза Джеймса угрожающе сузились, – я не спрашиваю вас о природе этой дружбы. Я не прошу вас марать имя моей жены, но если вам не хочется, чтобы вам еще раз сломали нос, советую дважды подумать, прежде чем лгать. Я спрашиваю, что вы ей рассказали.

– Многое, – ответил Карл. – Мы встречались много раз, Бэкворт. К обоюдному удовольствию, должен добавить.

Джеймс крепче сжал его лацканы.

– Что вы рассказали ей о Доре? – спросил он. – И о мальчике?

Карл Бисли снова улыбнулся:

– Мне незачем было рассказывать. Вы же знаете, она видела вас вместе с Дорой наедине и слышала перепалку между вами и Беном с Эдамом. Я только успокоил ее.

Джеймс опустил руки и смотрел, как Карл поправляет сюртук.

– Это вы сказали ей, что мы с Дорой были любовниками? – спросил он. – И позволили ей поверить, что ребенок – от меня?

Карл небрежным жестом отряхнул рукава.

– Я удивился, что вы сами промолчали, Бэкворт. Всякий решил бы, что вам есть что скрывать.

– Еще одно. – Джеймс угрожающе подступил к Карлу. – Вы заставили Мэдлин поверить, что между мной и Дорой и сейчас что-то есть?

– Она сама видела, – напомнил Карл. – Мне не пришлось ничего объяснять.

– Но вы все же сказали, не так ли? – Глаза Джеймса снова сузились, и впервые за все время разговора Карл насторожился. – В вашей обычной манере – как бы предполагая, что другому уже все известно. И как всегда, так, что другой может принять вас за обеспокоенного друга. Вы были обижены на меня, Бисли. Хотели причинить мне боль. Зачем же заставлять страдать еще и мою жену?

– Просто потому, что она ваша жена, – ответил Карл, насмешливо глядя на Джеймса.

– В прошлый раз, когда у нас была подобная встреча, – проговорил Джеймс спокойным и ровным голосом, – я наказал вас, как это свойственно молодому человеку – с позиции силы. Потом я понял, что насилие ничего не дает. Я скажу только это, Бисли. В будущем держитесь подальше от моей жены. Вы не будете ни разговаривать с ней, ни даже подходить к ней. В противном случае я найду способ поквитаться с вами. Я ясно выразился?

Карл улыбнулся.

– А как вы будете держать эту леди на расстоянии от меня, Бэкворт? – осведомился он. – Посадите ее под замок? Судя по всему, вы не очень-то старались сделать ее счастливой в семейной жизни, а?

– Слава Богу, – отозвался Джеймс, – ни счастье моей жены, ни мое счастье, ни наша семейная жизнь вас не касаются, Бисли. Всего хорошего. – И, повернувшись, Джеймс отправился за своей лошадью.

Но прошел почти месяц, прежде чем он накопил отправился за женой. Первым его порывом было броситься за ней тотчас же, узнать, уехала ли она в дилижансе или в почтовой карете, догнать ее и вернуть домой.

Но для чего ее возвращать? Чтобы заставить по-прежнему быть его женой? Чтобы заставить ее вести дом, принимать его гостей, сидеть рядом с ним во время трапез и в одной гостиной с ним по вечерам? Чтобы заставить ее разделять с ним ложе по ночам и доставлять ему наслаждение? Чтобы вынашивать его детей – если у них когда-нибудь будут дети?

Чтобы знать, что его ненавидят? Чтобы знать – все, что она делает в его доме, делается постольку, поскольку он настаивает на ее покорности? Чтобы знать – всякий раз, вернувшись после отлучки домой, он может обнаружить, что она уехала и что он должен снова мчаться за ней?

Неужели он этого хочет? Мэдлин любой ценой?

Случилось то, что, как Джеймс всегда знал, должно случиться. Он любил ее, женился на ней и погубил ее. А теперь, судя по всему, ничего не может сделать, чтобы изменить ход вещей.

Возможно, знай он давно то, что узнал сейчас, все было бы по-другому. Он не жил бы много лет, терзаясь от чувства вины. Он не утратил бы окончательно веру в жизнь и в людей. И чувствовал бы, что свободен любить и быть счастливым. Свободен любить Мэдлин, с любовью к которой он боролся долгие годы.

Может статься, он предложил бы ей себя, а не свое тело на склоне холма в Эмберли – и свою руку и имя через неделю у алтаря.

Может статься, он сделал бы ее счастливой – и самого себя тоже.

Может статься. Но что толку размышлять? Факт остается фактом: свой брак он превратил в бедлам; свою жену сделал такой несчастной, что она совершила неслыханный поступок – покинула его.