Сара Ларк - Лазурные берега

Джеф довольно быстро привык к работе на плантации сахарного тростника. При этом труд в поле ограничивался посадкой саженцев, а сбора урожая в Роше о Брюм еще не было, ведь новый хозяин только начал выращивать сахарный тростник. Пока шел рост растений — а первая рубка тростника происходила только через два года, — рабы были заняты главным образом постройкой сооружений, необходимых для того, чтобы выжимать в них сок из сахарного тростника, а также чтобы варить и рафинировать его. Для строительства использовались деревья, срубленные при очистке площадей под поля.

Для Джефа такая работа была нетяжелой. Он умел распиливать стволы деревьев на доски, потому что довольно часто помогал корабельному плотнику на «Морской деве», так что ему было нетрудно сооружать срубы. Ублийе был им доволен, и молодой раб редко получал удары плетью.

В основном Джеф работал вместе с Пьерро и Авелем, да и Давид, если получалось, присоединялся к ним. Он, как и прежде, занимался в основном тем, что обеспечивал им хорошее настроение, а в остальном не особенно напрягался, зато Авель буквально молился на него и с удовольствием брал на себя половину его работы. Пьерро и Цезарь, как Джеф по-прежнему заставлял себя называть, не спускали глаз с них обоих. Ни Давид из-за своей лени, ни Авель из-за своей тупости не должны были привлекать к себе внимание надсмотрщиков. На удивление, это получалось довольно хорошо, но все же этот квартет попал в поле зрения других людей, которые на плантации играли роль не менее важную, чем Ублийе и его надсмотрщики.

— С вами хочет поговорить Дамон, — прошептала повариха Шарлин Джефу и Пьерро, когда они сидели на корточках на кухне и жадно поедали «буйе» — кашу из зеленых бананов и кукурузной муки. Она была очень вкусной, на питание здесь никто не мог пожаловаться. Как узнали за это время Джеф и Пьерро, Шарлин и некоторые ее помощницы раньше готовили еду в главном доме. Шарлин очень ценили как повариху, однако после смерти старых господ, которые, очевидно, стали жертвой отравления, всех домашних слуг заменили. Новый мец не доверял старым слугам, и таким образом домашние слуги, к их огромному сожалению, были изгнаны на поле, а Шарлин и ее помощницы взяли на себя стряпню для рабов. Это было счастье для работников. Полная, дружелюбная негритянка каким-то чудом умела даже из самых простых ингредиентов создавать очень вкусные блюда.

Джеф вынужден был признать, что камбуз Питча на «Морской деве» даже и близко не мог сравниться с этой кухней, хотя в его распоряжении зачастую были свежие продукты, такие как рыба или черепахи, и прежде всего мясо. Здесь, в Роше о Брюм, экономили везде, где только могли. Грио или тассо, то есть блюда из свинины или козьего мяса, попадали на стол только по воскресеньям, зато они были великолепно приготовлены с перечным соусом. Эти соусы, казалось, были местной особенностью.

— Он ждет вас в своей хижине, — прошептала Шарлин. — Но только вас, не Малыша и не Шутника…

Джеф и Пьерро удивленно переглянулись. Они находились на плантации всего лишь пару месяцев, однако уже заметили, что Дамон занимал особое положение среди рабов. Официально такой должности, как «буша», здесь не существовало, однако чернокожие видели в нем своего рода старосту. Если они решались по какому-то делу обратиться к Ублийе, то об этом с ним должен был говорить Дамон — и почти каждый раз он получал за это побои.

Джеф спросил себя, зачем Дамон постоянно в это вмешивается. И так было ясно, что надсмотрщик на любые слова рабов будет реагировать отрицательно. Ублийе вел себя так из принципа — даже если со стороны рабов поступали полезные для него предложения, он все равно их вроде бы не слышал. Он вспоминал о них через несколько недель, но только для того, чтобы выдать эти предложения за свои собственные, а самих авторов предложений переводил на другие, как можно более низкие должности, чтобы о его наглом воровстве идей никто не узнал.

Однако Дамон стоически выдерживал побои — и время от времени подставлял свою спину вместо других людей. Он ни единого раза не выдал никого из своих, предпочитая понести наказание за чужой проступок, нежели назвать настоящего виновника. За это рабы относились к нему с глубоким уважением.

— Дамон здесь бокор , — сказал как-то Пьерро, а затем более подробно объяснил ничего не понявшему Джефу: — Это человек, который проводит церемонии вуду. Там, откуда ты сюда попал, такого не делали? Вы вызывали духов на Большом Каймане?

Джеф кивнул. Конечно, на островах были общины, проводившие церемонии обеа, но сам он не входил ни в одну из них. В любом случае Маану их не посещала, а сам Джеф лишь однажды тайно присутствовал на такой церемонии. Ему она не понравилась — он не мог верить в духов, которых пытались вызвать, принося в жертву животных и распивая спирт из сахарного тростника. А люди, которые сразу же после этого, как одержимые, катались по земле, скорее оттолкнули, чем привлекли его. Позже, когда Джеф был пиратом на «Морской деве», он не испытывал необходимости возобновлять свое знакомство с обеа и вуду. На пиратском корабле духов не вызывали. Несколько мужчин время от времени произносили какие-то молитвы, однако они были обращены к христианскому Богу, к черту или к корабельному домовому.

— На плантациях такое происходит почти всегда, — объяснил Пьерро. — Хотя здесь я себе не могу этого представить. Под присмотром Ублийе невозможно тайком выбраться из своей хижины. Но если церемонии вуду все-таки проводятся, то, конечно, с участием Дамона.

А теперь этот таинственный человек ждал Джефа и Пьерро. Оба поспешно последовали этому «приглашению», что, конечно, было связано с риском.

Высокий худой человек с уже поседевшими волосами сидел, сложив ноги по-турецки, на полу хижины, внутри которой была очень простая обстановка — четыре циновки, для того чтобы спать, и несколько корзин для хранения немногочисленных пожитков.

— Я приветствую вас! — с достоинством сказал Дамон. — Цезарь, Пьерро, вы попали в число избранных.

— Мы… что? — спросил Джеф.

Он не всегда понимал то, что было сказано на наречии патуа, потому что его учитель фехтования, конечно же, говорил на чистом французском языке.

Дамон, к удивлению Джефа, говорил на языке плантаторов, а не на ломаном французском языке рабов. Однако он имел склонность выражаться несколько замысловато.

— Вас избрали, — повторил Дамон, теперь уже более понятным языком. — Мы решили пригласить вас на встречу.

— Кто это мы ? — осведомился Пьерро.

— Мы, посвященные на этой плантации. Нас немного, но сюда придут также люди с соседней плантации. Только перед нами, двенадцатью, дух вряд ли захочет говорить.