Мэри Бэлоу - Жена на время

Значит, она поэтому все еще стояла в дверях, когда он обернулся, чтобы представить ее отцу? Маркиз улыбнулся про себя.

– Моя жена нравится мне такой, какая она есть, – возразил он. – И не важно, какое на ней платье.

– Нелепо так считать, если внешность жены отражает ваше положение в обществе, – сказал герцог. – В том виде, в каком она появилась в моем доме, ей едва ли нашлось бы место на кухне.

– Как мой отец и человек, в чьем доме мы гостим, вы имеете право сказать это, – жестким и холодным тоном ответил маркиз Стаунтон, скрывая чувство глубокого удовлетворения. – Однако я переговорю на эту тему с тем, кого это непосредственно касается.

«Что же у нее там в этом маленьком сундучке?» – подумал он.

– Вы, наверное, хотите подняться наверх, прежде чем спуститесь в гостиную к чаю? – спросил герцог и строго добавил:

– Вы будете сопровождать леди Стаунтон. Не опаздывайте. И сообщите миледи, как нужно обращаться ко мне, Стаунтон.

Сын постоял некоторое время, глядя на отца, потом молча направился к двери. Он еще помнил, когда, будучи мальчиком, восхищался отцом, которого редко видел. Как радовался любому замечанию о своем сходстве с герцогом. Как всю свою юность старался сделать все, чтобы отец был им доволен, соперничал с ним, хотел быть достойным преемником его светлости. Все его усилия оставались незамеченными. А из-за всякой ошибки на уроках, любой мальчишеской выходки, из-за ссоры с младшими братьями и сестрами его призывали в эту комнату, где допрашивали и читали ему нотации. Он выслушивал поучения, стоя у массивного письменного стола, и знал, что сейчас последует приказание наклониться над столом.

Трудно сосчитать, сколько раз отец бил его палкой. И он не смог бы вспомнить, сколько раз отец проявил к нему свое расположение. Этого не было ни разу.

Энтони, наверное, простил бы отцу жестокость по отношению к нему самому. Но герцог не проявлял любви ни к кому, даже к своей жене, родившей ему тринадцать детей и пережившей четыре выкидыша. Герцог только раздраженно отмахнулся, когда после смерти герцогини старший сын попытался уговорить его посмотреть на новорожденную дочь.

Это была одна из причин, почему маркиз покинул родной дом.

Он стал ненавидеть свое сходство с отцом, как во внешности, так и в характере. Он стал ненавидеть себя самого. Он стремился стать свободным. Теперь он свободен и приехал домой, когда его позвали, но явился на своих собственных условиях. Герцог Уитингсби больше не имел над ним власти.

«Но черт бы все побрал, – думал маркиз Стаунтон, быстро поднимаясь наверх, – эти потолки снова начинают давить на меня».

Для маркиза приготовили апартаменты, которые он занимал с того времени, как покинул детскую. Наверное, их держали для меня все это время, подумал он. Его заявление о том, что он уезжает и никогда не вернется домой, всерьез тогда не приняли – и вот он снова здесь. Энтони думал, что эти апартаменты отдадут Уильяму и Клодии. Но, похоже, этого не сделали. Они, наверное, живут в комнатах поменьше.

Свою жену маркиз нашел в гостиной. Она стояла лицом к окну, но обернулась, как только он открыл дверь. Комната, которой маркиз никогда раньше не пользовался, выглядела неожиданно милой, обжитой и женской. Хотя здесь ничего не изменилось, кроме того, что здесь была его жена.

Вдруг Энтони показалось странным присутствие женщины в этой давно знакомой комнате.

Впервые с тех пор как они познакомились, на ней не было коричневого платья, которое он привык видеть на ней. Маркиза Стаунтон переоделась в легкое муслиновое платье с завышенной талией. Было заметно, что оно перенесло много стирок. Волосы у Чарити были гладко зачесаны назад и стянуты на затылке в узел. Они были светлее, чем ему казалось раньше. Она выглядела как бедная родственница. Очень бедная родственница. Но выглядела удивительно юной и хорошенькой. У нее была на редкость стройная фигура, довольно соблазнительная, подумал он, вспомнив ночь, когда лишил ее девственности.

– Вид из окна просто великолепный, – сказала жена.

– Да, – согласился маркиз и подошел к ней. Дом всегда как-то угнетал его. За пределами дома он чувствовал себя свободным. Косые лучи вечернего солнца освещали озеро, превращая его в тусклое золото. Лес за ним – место его детских игр и волшебная страна – выглядел таинственным и влекущим.

– Вы очень похожи на своего отца, – сказала она, посмотрев на его профиль.

– Да, – сухо сказал маркиз.

– И вам не нравится походить на него, – спокойно продолжила Чарити. – Сожалею, но это очевидно.

Ему совсем не понравилась ее проницательность, ее попытки понять его характер и прочитать мысли. Он никогда не делился своими мыслями ни с кем. Даже с самыми близкими друзьями-мужчинами. Она должна понять, что у нее нет права вторгаться в его жизнь. Ему претила даже мысль об этом. Нужно напомнить ей, что между ними существует лишь деловое соглашение.

– Я женился на вас и привез сюда, как вы знаете… – начал было маркиз и посмотрел на нее. Она взглянула ему прямо в глаза своими необыкновенными синими глазами. Помолчав, он продолжил:

– …чтобы доказать его светлости, что могу сам распоряжаться своей собственной жизнью. Никому не позволено решать за меня, как мне жить, и никому не позволено вмешиваться в мою личную жизнь. Я -наследник герцога Уитингсби, и только моя смерть может изменить это обстоятельство. Но во всем остальном я сам по себе. Вас я привез в поместье, чтобы доказать всем, что и впредь буду поступать только так, как сочту нужным.

– У вас не хватило бы мужества просто заявить им об этом? – спросила маркиза Стаунтон.

– Вы позволяете себе вольности, сударыня, – заметил маркиз.

Жена хотела что-то возразить, но промолчала. Она смотрела на него своими широко открытыми синими глазами. У маркиза появилось странное чувство, будто стоит ему только заглянуть поглубже в ее глаза – и он увидит ее душу. Если она будет и дальше так открыта для других, то рано или поздно жизнь ранит ее очень больно.

– Вы очень хорошо начали исполнять свою роль. Продолжайте в том же духе. Пусть вас не смущает отсутствие модного платья. И не смущайтесь, если вы не сможете поддерживать беседу. С членами моей семьи разговаривать нелегко. Но нас уже ждут в гостиной. Держитесь поближе ко мне и предоставьте разговоры мне. Вам не нужно производить хорошее впечатление ни на кого.

Чарити слегка улыбнулась мужу.

– Огаста, наверное, была совсем маленькой, когда вы уехали из дома? – спросила она.

– Ей была всего неделя от роду, – сказал маркиз. – Я остался здесь только на похороны матери.

Он не плакал по матери, но горько всхлипывал, держа на руках ребенка, перед самым своим отъездом. Это было последний раз, когда он плакал. Последний раз в его жизни.