Валери Шервуд - Песня ночи

— Я из Марселя, — пожав плечами, ответил Раймон. — Грязный, суетливый порт, что в нем красивого? — Это был типичный ответ испанца, презиравшего все французское за пестроту и отсутствие стиля.

Каролина слегка приподняла брови. Странно слышать это от француза. И поразительная прямолинейность. Знакомые Каролине французы обычно долго ходят вокруг да около, предпочитая говорить обиняком, особенно когда беседуют с дамами.

Итак, несмотря на имя и по-французски вычурный наряд, признание, что он родом из Марселя, в монсеньоре де Монд было что-то… испанское, и Каролина, жившая и повидавшая на своем веку множество испанских пленных, ожидавших на Тортуге своей участи, почуяла в этом человеке нечто, что роднило его с этими людьми.

Каролина решила осторожно проверить свою догадку. В тот момент, когда Раймон принялся за омара, она вдруг спросила на испанском:

— Вы здесь надолго?

Возможно, гость слишком сосредоточился на омаре, возможно, виной тому была красота хозяйки, но Раймон де Монд, не успев осознать, что делает, ответил на испанском:

— Только до завтрашнего утра.

Уже дав роковой ответ, он поднял глаза и встретился со смеющимся взглядом хозяйки. Но он был настоящим искателем приключений и, как истинный боец, тут же привел себя в боевую готовность.

— Вы удивительно хорошо говорите по-испански, — галантно заметил он.

— То же я могу сказать и о вас, монсеньор, или лучше называть вас сеньором?

Ответа не последовало. В комнате повисла напряженная тишина, и Джилли, только что вошедшая в комнату с подносом, на котором красовалось блюдо с бисквитами, вдруг замерла, огорошенная тем, что благородный гость оказался испанцем.

Однако Раймон оказался на высоте. Весело рассмеявшись, он сказал:

— Человеку с острова Нью-Провиденс не трудно стать полиглотом. А ваша сноровка, надо полагать, связана с Тортугой?

Джилли едва не задохнулась от любопытства. Ведь так называемый город Нассау на острове Нью-Провиденс совсем не походит на вполне цивилизованный Порт-Рояль с назначенным губернатором и оживленным торговым центром, тот же был настоящий притон для пиратов с покосившимися хижинами, построенными прямо на песчаном берегу. Об этом городе рассказывали страшные вещи, и Джилли лучше других знала, что эти рассказы большей частью правдивы, ведь она сама явилась в Порт-Рояль оттуда, с Нью-Провиденс.

Каролина все еще улыбалась, чуть прищурившись. Его ответ почти убедил ее, ибо этот мужчина действительно мог быть пиратом, не из флибустьеров, скорее относящихся к каперам, то есть к тем, кто по патриотическим соображениям не нападает на корабли, идущие под флагами дружественных Англии стран, атакуя только испанские суда, а Именно пиратом, настоящим морским хищником.

— Так вы прибыли с Нью-Провиденс? — пробормотала Каролина. — И давно вы оттуда?

— Должен же человек иметь где-то пристанище, — безразлично пожав плечами, уклончиво ответил Раймон.

— Мне всегда любопытно было разузнать насчет этого места. Как выглядит город?

Итак, она бросает вызов, решил Раймон. Однако эти озорные глаза и улыбка как будто не таили никакой угрозы. Она была к нему скорее благосклонна.

— Чертова дыра этот город, — напрямик сказал гость. — Во французском языке нашлись бы точные слова, но они не для дамских ушей.

— Так уж все плохо? — подзадорила его Каролина.

— Хуже, чем вы можете себе представить, — с чувством произнес Раймон, ибо он слышал немало о Нью-Провиденс такого, что действительно могло бы оскорбить слух этой женщины.

— И все же мне говорили, что там немало очень колоритных личностей. — Каролина чувствовала, что он старается уйти от разговора, но продолжала настаивать на своем. — Руж, например.

Раймон догадывался, что его поддразнивают, и шея его под кружевным жабо вспотела. Кто знает, что могло быть известно этой элегантной даме о Нью-Провиденс и его обитателях? Хорошо хоть, что о Руж слышал и он. Эта дама была широко известна далеко за пределами Нассау.

— А что именно вы хотели бы о ней узнать? — осторожно поинтересовался гость.

Джилли поставила на стол блюдо с бисквитами и сейчас, задержавшись в дверях, во все глаза пялилась на своего спасителя.

— Ну не знаю, — протянула Каролина. — Как она выглядит, например? Рассказывают разное.

— Амазонка! — заявил он.

— Я слышала, что она владеет клинком не хуже мужчины.

— Не совсем так, — многозначительно заметил Раймон. — У нее есть шрамы там, где… в обычной ситуации их не видно. О них рассказать? — Он усмехнулся, глаза его блеснули. Он тоже бросал даме вызов.

— О, не трудитесь, — сказала Каролина. — Мне достаточно, если вы скажете, красива ли она. Слухи ходят разные.

— Она и в подметки не годится вам, — галантно заявил гость. — Я нахожу Руж ничем не примечательной.

Довольная тем, что ей удалось узнать, Джилли закрыла дверь, удалившись в буфетную.

— Бросьте! Я не прошу нас сравнивать! — засмеялась Каролина, тряхнув головой. Под горячим взглядом гостя, то ли француза, то ли испанца, ей стало жарко. — Руж слывет королевой среди пиратов, говорят, что у нее много любовников, что она рыжеволоса, словно пламя, носит мужскую одежду и все такое.

— Да, она носит мужскую одежду, — коротко сообщил Раймон. — Но у нее нет вашего шарма, вашего чувства стиля, моя леди.

Каролина поняла, что настаивать на продолжении темы опасно, в первую очередь для нее, и она решила позвать кота, своего любимца, для которого дверь из кухни в буфетную всегда была открыта. Сыто мяукнув, кот появился в столовой.

— Это Мунбим, — представила Каролина своего кота, который, чувствуя, что должен показать себя с лучшей стороны, изящно выгнул спину, распушив шерсть переливчато-серебристого цвета, действительно словно сотканную из лунного света.

— Красивое животное, — признал гость. — И имя ему очень подходит.

Каролина улыбнулась.

— Келлз дал ему имя.

Каролине припомнился день, когда Келлз принес домой крохотного котенка. Бедняга не состоялся как корабельный кот, с треском опозорившись при первой же качке. Кот ненавидел море, царапая все, что мог исцарапать, и отчаянно цепляясь за все, во что мог вцепиться. Команда окрестила его сухопутной медузой — это был приговор. И Каролина, вполне понимавшая и втайне разделявшая пристрастие кота к сухости и нелюбовь к скользкой палубе и соленым брызгам, отнеслась к животному с большой симпатией.

— Как, должно быть, бедняга страдал все это время, — сказала она, обнимая котенка. — Как мы его назовем?

— Мунбим — лунный луч, — предложил Келлз, ласково поглаживая Каролину по волосам. — Шерсть у него того же бледного оттенка, что и твои волосы.

Лицо Каролины приобрело мечтательное выражение. Ей приятно было вспомнить нежность своего Келлза.