Альма-Мари Валери - Единорог и три короны

— Я не знаю ни одной дамы, которая была бы недовольна его манерами, — ответила девушка, обходя поставленный вопрос.

— Ах! — вздохнул старый дворянин. — Филипп и женщины! На эту тему можно говорить так долго, что лучше сразу сменить ее. Поэтому, прекрасная дама, скажите мне, как случилось, что вы стали офицером?

Под испытующим, хотя и доброжелательным взглядом маркиза Камилла тотчас же почувствовала себя в ловушке.

— Мне кажется, что у нее это призвание, — иронически заметил шевалье.

— Она предана армии душой и телом; так некоторые люди посвящают себя служению Господу.

— Он прав, отчасти дело обстоит именно так, — ответила она, бросая в сторону Филиппа поистине убийственный взор.

— Но разве это не утомительно — все время общаться с мужчинами, зачастую грубыми и жестокими?

— Я не обращаю внимания на их манеры.

— К тому же Камиллу не так-то просто задеть, — уточнил Филипп. — Мало кто так владеет оружием, как она, и все уважают ее таланты. Они знают, что она может сражаться любым оружием: на шпагах, на пистолетах, пешей, конной… Поэтому всем приходится держаться на расстоянии от нее!

Пери-Бреснель от удивления широко раскрыл глаза:

— Не знаю, дорогая моя, насколько справедливо все то, что говорит Филипп, но, клянусь вам, я впервые слышу, как он возносит хвалы своему ближнему; Боже, как он только что вас расхваливал!

— Я сказал чистую правду, — совершенно серьезно произнес шевалье.

— Согласен, но я предпочитаю считать мадам немного волшебницей, — серьезно отозвался маркиз.

Камилла рассмеялась:

— Забавно, я только что думала о вас то же самое, когда любовалась вашим садом. Мне показалось, что подобная гармония может быть создана только сверхъестественным существом.

— Следовательно, вы оба околдовали друг друга, — несмешливо резюмировал Филипп.

— Признаюсь, племянник, что для моего возраста совсем неплохо пробудить ревность записного ловеласа вроде тебя.

Во время всего ужина сотрапезники перекидывались остроумными замечаниями. Кухарка, у которой было очень мало времени, ухитрилась буквально сотворить чудеса. Особенно вкусным оказалось блюдо под названием flnanziera di polio, нечто вроде рагу из сладкой телятины, почек и печенки домашней птицы в соусе из трюфелей с белым вином. Все с удовольствием отдали должное превосходной стряпне.

Маркиз расспрашивал Камиллу о ее детстве, о ее вкусах и привычках; она отвечала, как могла, стараясь не проговориться о своем истинном происхождении; Филипп слушал с огромным интересом: когда подобные вопросы задавал он, девушка всегда отвечала бегло и неохотно.

Пери-Бреснель попросил их рассказать о проверке, проведенной в Экзиле, и бурно восторгался успехом девушки. Когда ужин был окончен, они втроем отправились немного прогуляться по сумрачным аллеям парка, окружавшего замок, а потом вернулись в гостиную и расположились вокруг шахматной доски.

— Сыграем партию, Камилла? — предложил маркиз.

— Боюсь, что я окажусь не на высоте…

— Это не имеет значения; к тому же признаюсь: я страшно не люблю проигрывать!

— Я сыграю с победителем, — произнес Филипп.

Партия началась, но тут же стало очевидно, что Камилла — весьма посредственный игрок. Она сделала несколько неуверенных ходов и быстро проиграла. Пери-Бреснель ликовал:

— Благодарю вас, дорогая. Вы подкрепили мою уверенность, что я непобедим.

Однако, когда противником маркиза оказался его племянник, старому дворянину пришлось изрядно попотеть. Камилла наблюдала за этой дружеской схваткой. Никогда еще она не видела Филиппа таким безмятежным, таким естественным; ясно, что он обожает своего дядю и тот отвечает ему столь же горячей любовью. Между дядей и племянником царило взаимное нежное согласие, отчего рядом с ними она чувствовала себя легко и спокойно.

Обстановка комнаты также способствовала созданию подобного ощущения; казалось, здесь все было специально подобрано для того, чтобы дать отдохновение телу и душе. Как, впрочем, и повсюду в замке: яркие теплые тона гармонично смешивались друг с другом; каждый предмет мебели был устроен для удобства того, кто им пользовался, и одновременно гармонично дополнял обстановку помещения.

Камилла в восхищении говорила себе, что хозяин этих мест, имевший столько причин сетовать на жизнь, напротив, устроил так, что все в этом уголке дышало радостью бытия. Она с восхищением думала, что впервые сталкивается с таким теплым, живым почитанием ушедшего из жизни человека, со столь трогательной заботой о постоянном поддержании памяти о нем.

Если бы не смерть, то маркиз до сих пор бы выказывал своей жене высочайшие знаки любви; Камилла в первый раз стала свидетелем столь сильного и большого чувства, и это взволновало ее.

Она взглянула на Филиппа; он сидел к ней в профиль. Ничто не говорило о том, что он когда-либо был влюблен; казалось, он был холоден как камень. Но как он, выросший в атмосфере столь возвышенной любви, мог оставаться таким равнодушным к сердечным делам? Сама того не замечая, она тяжело вздохнула, и оба мужчины тотчас же обернулись в ее сторону.

— Что с вами, Камилла? Вы устали? — забеспокоился маркиз.

— День выдался очень долгим, — сказал д’Амбремон. — Полагаю, что вам лучше пойти спать.

— Вы правы. Мне совсем не скучно в вашем обществе, но я просто умираю от усталости.

Оба дворянина встали и, несмотря на ее протесты, проводили ее до дверей комнаты.

— Пожалуйста, не прерывайте из-за меня вашу партию!

— Но у нас впереди еще много времени.

Тотчас же пришла служанка и помогла ей раздеться.

— Если мадам пожелает сейчас выбрать себе платье на завтра, я смогла бы удлинить его, — предложила она.

Выбор дался Камилле с трудом. Большинство платьев маркизы, бережно сохраненных ее супругом, оказались парадными, очень тяжелыми, темных или слишком ярких тонов, в соответствии с требованиями тогдашней моды. Наконец девушка остановила свой выбор на одном из немногих светлых платьев, сшитом из довольно легкой ткани розового цвета.

Затем легла в огромную кровать под балдахином и тотчас же уснула.

Оставшись одни, мужчины какое-то время молча переставляли фигуры на доске. Наконец маркиз, продолжая глядеть на доску, спросил:

— Каковы твои намерения относительно этой девушки?

Шевалье задумался:

— У меня нет определенных намерений.

— Однако ты все же привез ее ко мне. Полагаю, что небезосновательно…

— А вот и нет. Мы нанесли тебе визит, потому что так было угодно случаю.

Маркиз оставил игру и откинулся в кресле, уставившись своим проницательным взором на племянника:

— И что же, Филипп, кого ты хочешь обмануть? Я знаю тебя так же хорошо, как если бы ты был моим собственным сыном, может быть, даже лучше. Я прекрасно вижу, что Камилла тебе нравится и ты привез ее сюда со вполне определенной целью.