Екатерина Мурашова - Танец с огнем

Прости за сумбур, мысли мешаются, уже светает, надо бежать…

Я очень, очень, очень хотел бы тебя перед отъездом повидать, но совершенно уже нет возможности. Война – странное обстоятельство, она делает неважным многое из того, что только накануне казалось важным, а другое вдруг высвечивает особенным совершенно светом.

Само важное в моей жизни – ты.

Ты мой огонечек.

Первый раз в жизни, говорю и чувствую – люблю.

До встречи, родные мои – Люша и Люба.

Остаемся навсегда ваши – доктор Аркадий Арабажин

10 декабря 1914 года.

Из расположения *** армии.

«Милостивая государыня Любовь Николаевна!

С глубоким прискорбием сообщаю Вам, что Аркадий Андреевич Арабажин погиб 24 октября сего года вблизи ххххххххххххххххххххххх (вымарано военной цензурой).

Он был добрым и благородным человеком, прекрасным врачом, и умер, до последней своей минуты пытаясь помочь нашим раненным воинам. Добрая память о нем навсегда сохранится в сердцах его коллег и сослуживцев, а также тех, чьи жизни он спас своим искусством.

Ваше письмо с адресом я нашла в сумке Аркадия Андреевича, и, каюсь, прочла. Потому и пишу к Вам, что знаю доподлинно: Аркадий Андреевич был дорогим для Вас человеком и Вам наверняка важно из первых рук знать его судьбу.

Искренне скорблю вместе с Вами.

Феклуша послала его в парк.

Он шел по дорожкам и вспоминал, как в первый раз, много лет назад увидел ее. Именно здесь. Среди ив с серебристыми листьями и уже пожелтелых кленов – бегущая ему навстречу невысокая девочка с темно-каштановыми локонами, в маленькой красной шапочке.

Увидев ее теперь, вздрогнул: она медленно шла ему навстречу и была – в черном платье. В черном… как те женщины, которых он видел на константинопольском кладбище, после погрома. Они и двигались так же – замороженно… Геката!

С ужасом подумал, что еще не видел Капочки. Не может быть!!

– Любовь Николаевна, Люба – кто?!

– Аркадий Андреевич погиб.

Запнулся на мгновение, потом склонил голову.

– Мне жаль. Я его мало знал, но, кажется, он был достойным человеком.

– Он был безупречен, – ровно сказала она. – Не человек, а совершенство.

Он удивился прихотливости человеческого восприятия. Кто бы мог подумать, что такой человек, как Люба, увидит совершенство в неуклюжем и некрасивом докторе-большевике, вечно озабоченном поносами, катарами и классовой борьбой…

– Я приехал, потому что мобилизация, и лошадей реквизировали, и еще много всего… Я подумал: Синие Ключи, деревня, крестьяне…

– Ты правильно подумал, Александр, – кивнула Люша. – И хорошо, что приехал. Дел в поместье и в деревне много, хватит нам обоим.

– Но что же ты думаешь теперь… Когда Аркадий Андреевич погиб…

– Теперь я буду жить дальше, – спокойно сказала Люша, плавным жестом охватывая себя руками.

Гречанка Элени, с которой Александр жил в Константинополе, и которая родила трех детей, легко сумела бы прочесть жест Люши. Александр же ничего не понял.

– Мы все изменились, – сказал он. – И мир вокруг нас изменился тоже. Ничего больше не будет прежним.

– Да, – согласилась Люша. – И все равно – надо жить.