Жаклин Брискин - Все и немного больше

— Ты и мороженое ешь таким же образом, — с улыбкой сказал Линк. — Я не знаю, кто еще мог бы сидеть с такой крохотной порцией полчаса.

Было уже темно, когда Линк и Мэрилин встали из-за стола Они обосновались у камина в гостиной, где сквозняков было меньше, чем в других комнатах.

— Я не могу понять, как ты ухитряешься с годами становиться еще красивей, — проговорил Линк.

— Лесть, — сказала Мэрилин.

— Истина, — возразил он и прикоснулся к ее руке так легонько, словно дотрагивался до мыльного пузыря.

До того они не касались друг друга. Мэрилин испугалась своей реакции на это легкое прикосновение. Сердце у нее забилось что есть силы, она затрепетала всем телом. Это было свидетельством пробуждения. В последние несколько лет плотская сторона ее жизни ушла в тень, была отодвинута работой, тревогами и неудачами Джошуа. Секс стал для нее полем боя, и она проигрывала одно сражение за другим, и даже сейчас она думала об этом с неприязнью. (Тем не менее она отдавала себе отчет в том, что сгорает от любви.)

— Линк, — дрожащим, слабым голосом спросила она, — ты знаешь стихотворение, которое заканчивается словами: «Тогда во мне, я знаю, пело лето, оно — увы! — уж больше не поет»?

Он отодвинул свою руку.

— Эдна Милле, — ответил он. — Один из ее лучших сонетов… И один из самых грустных.

В гостиной появились смотрители.

— Спокойной ночи, миссис Ферно и мистер Ферно, — попрощались они и удалились к себе во флигель. Закрылась боковая дверь, на звук удаляющихся голосов наложился шелест рододендронов в саду, затем хлопнула еще одна дверь, дальняя. После этого воцарилась тишина, и лишь заключительное двустишие сонета Милле звучало в ее голове.

По-видимому, Линком владели грустные мысли.

— Следует признать, что моя жена была заботливой, щедрой, умной. Такими же были Маргарет и Дженни. Я мог бы быть счастлив с любой из них, но я не мог переступить через себя.

— Линк…

— Однако хотя я испытываю к тебе точно такие же чувства, какие испытывал в двадцать три года, это не значит, что я наброшусь на тебя, едва лишь мы окажемся вдвоем.

Горящие в камине поленья бросали красные отблески на ее лицо.

— Меня беспокоит не это, Линк… Дело во мне самой. Я сейчас совсем не такая, какой была раньше… в смысле секса.

Последовала долгая пауза.

— Но считаешь ли ты, что мы все еще принадлежим друг другу?

— Конечно.

— По всей видимости, на тебя тяжело подействовал возраст отца — Лицо Линка стало грустным. — Дети Ферно взвалили на тебя обязанность сносить его пьяные выходки и причуды.

— Я была его женой, — ответила Мэрилин. — А потом эта печальная история с Билли.

— С Билли?

— Он увлекся Алфеей, — вздохнула Мэрилин.

— Значит, это все-таки правда… Я читал аншлаги в газетах, но думал, что это были обычные газетные утки. В Италии этот случай наделал много шума… И долго они находились в связи?

— Несколько месяцев… Я понимаю, что не следует плохо говорить о мертвых, но, Линк, она погубила мужа Рой, преподавателя живописи из Германии… Естественно, я очень тревожилась за Билли. Я прилетела в Нью-Йорк, имела с ней разговор. Кое-как мне удалось добиться разрыва этих отношений. А через две недели после этого она явилась к Рой с пистолетом.

— Ты знаешь причину?

Мэрилин покачала головой.

— Рой говорит, что она была не в себе после смерти отца. Билли винит меня. Когда он вернулся из Вьетнама, он попросил Чарльза устроить его в Нью-Йоркский банк Койнов… Он сейчас живет в Манхэттене. — Губы Мэрилин задрожали, она подняла взгляд на портрет Фирелли. — После смерти Джошуа Сари регулярно звонит мне… Билли не позвонил ни разу. Он женился на кузине Чарльза… Я ни разу не видела его жену.

— Ах, Мэрилин! — Линк поднял руку, словно собираясь дотронуться до ее плеча, но, передумав, опустил руку.

У Мэрилин заныло то место, к которому Линк собирался притронуться. К глазам ее подступили слезы. Неужели она обречена оставаться хрупкой безделушкой, красивой игрушкой, до которой нельзя дотронуться? Но ведь я люблю, люблю его, думала она.

Ей понадобилось собрать все свое мужество, чтобы приблизить свое лицо к лицу Линка, увидеть темную глубину его глаз и прижаться губами к его губам.

Он с нежностью положил ладонь ей на голову. Мэрилин снова задрожала и повернулась так, что ее грудь прижалась к его груди. Линк притянул Мэрилин к себе и стал покрывать ее щеки и веки беглыми, легкими поцелуями. Соски ее были такими же упругими, как и тогда, когда ей было восемнадцать, тело ее словно таяло в его объятиях, хотя, испытывая нарастающий прилив наслаждения, она не могла отделаться от мысли, что терпит поражение.

Заглушая сомнения, она потянула Линка за плечи, побуждая его лечь, чтобы приникнуть к нему всем телом.

— Любовь моя, любовь моя, — хрипло и нежно произнес он. — Пошли наверх.

— Нет, — возразила Мэрилин. — Здесь. — Она не узнала собственного голоса, потому что кровь молотом стучала у нее в висках.

Когда он вошел в нее, она задохнулась и подумала: лето еще продолжается. На пыльном коврике, вытканном в Шираде, согретая любовью и теплом горящих поленьев, Мэрилин Ферно переступила через многие годы.

Через неделю Мэрилин и Линк сочетались браком в той же старомодной, полной памятных вещей и сувениров комнате. На церемонии присутствовали Сари, Чарльз, внучка, Би-Джей и хранители музея.

Добровольная сваха Би-Джей первая обняла невесту.

— Вы два самых милых человека, которых я знаю, — счастливо проворковала она.

Члены семьи и друзья собрались 25 сентября 1983 года, чтобы отметить восьмидесятипятилетие Нолаби. Из Джорджии приехали седовласые, с морщинистыми лицами кузины, из Лондона — Сари, Чарльз и их трое детей, из Нью-Йорка — Билли, из Рима — Мэрилин и Линк.

При организации вечера Рой и Мэрилин предоставили carte blanche [25] Полная свобода действий (фр.). Перу Хеннекену — страшно дорогому поставщику, обслуживающему банкеты. Он уставил палатками весь задний дворик с садом, украсив этот пластиковый городок хрустальными канделябрами и кадками с цветами. Позолоченные стулья и круглые столики с изумрудно-зелеными скатертями располагались вокруг танцевальной площадки. Как обычно случалось на всех приемах Уэйсов, не обошлось и без накладок, в которых не следовало винить ни подрядчика, ни хозяек. Ведь Мэрилин и Рой не могли не подать огромный окорок, привезенный из Гринуорда близкой родственницей, а также творожный пудинг и сладкие пироги, преподнесенные друзьями Нолаби, поэтому окорок и сладости заняли почетное место на внесенных в последний момент раскладных столиках.

После буфета взрослые расположились для беседы, а дети, предводительствуемые отпрысками Фирелли и Би-Джей, затеяли веселую возню. Сари и Чарльз сидели за одним столом с Билли и его малоразговорчивой женой.