Кэрол Тауненд - Холодная весна

Поглядев на отцовских гончих, Арлетта спросила:

— Где Габриэль, папочка?

— У склепа, воет вот уже сколько часов. Безутешен. — С этими словами Франсуа осушил еще один кубок вина. Утвердив локоть на стол, он устало подпер рукой голову. Взирая из-под набрякших век пьяным осоловелым взглядом, он изучал лицо дочери. — Благодарение небесам, ты совершенно не похожа на мать, — заключил он, сощурившись, словно с трудом различал окружающее. — Хорошо уже то, что ты, по крайней мере, не будешь напоминать мне о ней. Да, воистину, твой нос достался тебе в наследство от нее, и что-то от Джоан я вижу в овале твоего лица, но все же нужно сначала хорошенько присмотреться, чтобы это уловить…

Выпрямившись, Франсуа пытался схватить кувшин за ручку, но промахнулся.

— Позвольте, я помогу вам, господин. — Агата налила ему вина. Она не могла не видеть, что де Ронсье за этот день уже поглотил существенно больше кварт своего любимого гасконского, чем допустимо для человека, желающего оставаться в здравом рассудке. Но кто она была такая, чтобы в чем-то препятствовать ему? Видно было, что его состояние таило опасность. Может, он послушается своих родителей? Агата подумала, что было бы неплохо пригласить в это помещение графиню Мари, мать Франсуа. Уж она-то, вне всякого сомнения, положила бы конец запою.

Снова наполнив кубок хмельной влагой, Агата почтительно поклонилась и направилась к лестнице, ведущей наверх. Чтобы отыскать графиню, ей не понадобится и пяти минут, а Арлетта тем временем пообщается с отцом.

— Ну почему ты не парень? — зло сказал Франсуа, не заметивший ухода нянечки и становившийся все агрессивнее и тупее с каждым новым глотком. Он снова влил в себя гасконское и отер рот тыльной стороной ладони. И еще громче и злее выкрикнул: — Почему?

Слезы навернулись на огромные глаза Арлетты. По отцовскому лицу промелькнуло выражение гнева и отвращения. Отцепив дочкины пальчики от своего рукава, он с яростью отбросил хрупкую ручку.

— О Боже! Началось! Расхныкалась, паршивая девчонка! — Совсем еще недавно Франсуа сам рыдал над гробом жены, никого не стыдясь и не стесняясь, однако теперь это обстоятельство полностью улетучилось из его пьяной головы. — Я так хотел сына! — Выведенный из себя потрясением, горем и чрезмерными возлияниями, Франсуа ярился все сильнее. Ему было легче бушевать и сыпать угрозами, чем признаться в боли, сжигавшей его мужское сердце. — Я так мечтал о наследнике, который продолжил бы мой род. А с чем я остался?! Хныкалка! Плакса! Дурная, глупая, никчемная паршивая девчонка! Проклятие Богу, ну почему ты не парень?!

Словно в ответ на этот вопрос послышался тоскливый вой Габриэля, донесшийся откуда-то издалека.

Опираясь локтями на столешницу, Франсуа с трудом поднялся со стула. Разлегшиеся у огня мастифы оторвали головы от лап и сердито заворчали.

— Паршивица, это ты виновата, что умерла твоя мать! — закричал Франсуа. Когда он орал, то чувствовал себя увереннее. Не так жгло внутри, а уж раз начав, он не мог остановиться. — Это твоя вина! — Он грубо ткнул указательным пальцем в детскую грудь, как бы желая навеки запечатлеть эти слова в сознании дочери. — Была бы ты мальчишкой, не пришлось бы затевать все это по второму разу. Я видеть не могу твою мерзкую физиономию!

И, отшвырнув в сторону ошеломленное дитя, Франсуа кликнул своих псов и выбежал из зала во двор, где, снедаемый гневом и болью, громко приказал испуганному конюху немедленно седлать своего скакуна. Он вскочил в седло, и через миг копыта зацокали по бревнам подвесного моста, унося не разбирающего дороги наездника в спускающиеся сумерки. Его собаки скачками неслись вслед за хозяином. В ближайшем порту под названием Ванн было много безымянных притонов — там найдется чем заглушить свою скорбь и свои заботы.

Когда графиня в сопровождении Агаты появилась в зале, она застала Арлетту одну. Девочка стояла у спинки отцовского стула потупив глаза, словно изучала носки своих белых туфелек из козлиной кожи.

— Где твой папа? — резко спросила графиня Мари. Цепким взглядом черных глаз она быстро охватила окружающую картину: остатки вина на дне кувшинов, винные лужи на столе. От нее не укрылось ничего, кроме глубокой обиды внучки.

Арлетта подняла головку.

— Моя вина… — пробормотала она.

Графиня повернулась к ней.

— О чем ты говоришь? Где твой отец?

Арлетта зябко дернула плечиками и указала на двойные створчатые двери.

— Папы нет. — Рыжая головка нагнулась, и Арлетта продолжила рассматривать туфельки. — Совсем нет.

Габриэль не успокаивался и не покинул добровольную стражу у печальных дверей фамильного склепа даже после того, как графиня приказала одному из слуг пойти и приманить его свежим мясом. Его вой выводил из себя всех и каждого.

Агата припомнила, что собака отличалась особенной привязанностью к Арлетте. Девочку отвели во двор. Она посмотрела на холодный камень пустыми глазами, вздрогнула, затем позвала собаку по имени. Тоскливый вой пресекся. Габриэль, хоть и неохотно, позволил девочке увести себя от могилы. Пес протрусил в детскую, следуя за Арлеттой и Агатой.

Оставшись наедине со своей воспитанницей, Агата приложила все усилия, чтобы исправить то зло, которое, как она догадывалась, причинил чувствительной детской душе пьяный Франсуа.

— О чем вы говорили с папочкой, mignonne?

Арлетта, усевшись на камышовой подстилке, вся дрожала от пережитого волнения. Габриэль устроился рядом с нею, и она оплела собачью шею тонкими ручками, спрятав раскрасневшееся личико в густой шерсти.

— Ему нужен парень, — прошептала она. — И это моя вина…

— Твоя вина? В чем твоя вина?

— В том, что умерла мама. Моя вина.

Агата покачала головой и погладила девочку по головке.

— Да нет же, нет! Папа не мог сказать этого! Просто ему сейчас очень тяжело. Я уверена, он любит тебя такой, какая ты есть.

Но голубые глаза Арлетты даже не моргнули. Агата видела, что ребенок не верит ее словам. Что же сказал ей этот пьяный дурак? Конечно, в точности ей этого никогда не узнать, но она видела, что в душу Арлетты была заронена мысль, будто это она виновата в смерти матери. А ведь это слишком нелегкое бремя, чтобы его столь бездумно возлагать на ребенка.

— Слушай меня, mignonne , — строго сказала няня. — Хоть леди Джоан и умерла, но это не твоя вина, запомни. Слышишь? — Голубые глаза смотрели сквозь нее, словно видели что-то, недоступное Агате. — Повторяю, это не твоя вина.

— Я хочу быть парнем.

Агата усмехнулась.

— Милая моя, но ведь это невозможно…

— Теперь я парень. Ведь папе нужен парень.

— Твой папа может жениться еще раз. Тогда он и получит мальчика. А ты его маленькая дочка.