Георг Борн - Султан и его гарем

Сади долго не мог опомниться от изумления и ужаса.

«Была ли принцесса человеческим существом? – невольно спрашивал он себя. – Было ли у нее сердце, так же как и у других женщин?»

Его дитя, сокровище Реции, находится в ее руках! Это более всего ужасало Сади.

И он был пленником! Он не мог защитить, спасти своего ребенка! Никто, кроме него, не знал, где тот находится, и не мог поспешить ему на помощь! Нечего было и думать, что принцесса отступит перед убийством!

Судьба Реции также очень его беспокоила, так как он знал, что и она осталась одинокой и беззащитной, а между тем ей грозила опасность, у нее был неумолимый и жестокий враг в лице принцессы Рошаны.

В это время Реция все еще оставалась во дворце великого визиря, где она так недолго наслаждалась счастьем.

Со страхом прислушивалась она к малейшему шуму в доме. Она еще не могла найти объяснения случившемуся. Реция знала только одно, что у нее отняли ее Сади, благороднейшего человека в стране. Но что предстояло ей еще?

Слуги все покинули ее, и она оставалась одна в великолепных залах дворца, который казался теперь печальным и пустым.

Вдруг, уже поздно вечером, ей послышалось, как будто кто-то назвал ее по имени.

Она оглянулась и увидела, что на пороге залы стоит Черный гном, которой удалось пробраться во дворец, несмотря на расставленные около него караулы.

– Как! Это ты! – вскричала Реция, счастливая, что есть хоть одна душа, сочувствующая ей, которой она может высказать свое горе.

– Я знаю все! – сказала Сирра. – Оттого и пришла. Ты одна?

– Да, одна! Слуги покинули меня!

– Презренные! Но ты ничего от этого не потеряла, моя бедная, милая Реция. Возьми меня вместо них, я буду тебе верна! Часовые пропустили меня к тебе!

– Часовые? – спросила, бледнея, Реция.

– О! Не пугайся. Они только оберегают бумаги, которые здесь хранятся.

– Мне страшно с тех пор, как нет здесь моего Сади!

– Ты знаешь, куда его отвезли?

– Нет, я ничего еще не узнала, но я должна узнать, где он! Я должна быть с ним!

– Это будет трудно сделать, моя бедная Реция! – отвечала Сирра. – Заговорщики, которые боялись Сади, отвезли его ночью в тюрьму, где его теперь строго караулят.

– Ты, значит, все уже знаешь?

– Да, он в башне Сераскириата. Там, в одной из комнат наверху, находится твой муж, твой Сади! Но мужайся. Знаешь, что я хочу предложить тебе, Реция?

– Я уже решилась! Я хочу идти в башню Сераскириата. Я хочу разделить горе моего Сади!

– Я думаю, это было бы напрасным трудом. Тебя ни за что не допустят к Сади. Нет, я хочу предложить тебе другое! Мы должны освободить Сади.

– Освободить! Да, Сирра, ты права! Аллах поможет нам! Мы должны освободить Сади!

– Тише! – шепнула Сирра, приложив палец к губам. – Никто не должен слышать нас. Я боюсь, что если твоему Сади не удастся бежать, то в благодарность за все услуги, оказанные им стране, его осудят на вечное заключение, может быть даже на смерть!

Поэтому мы должны приступить к делу, не теряя ни минуты! Здесь нам нечего больше делать, Реция! Прежде всего, надо оставить этот дом. Потом мы обдумаем наш план, и я говорю тебе, что он должен нам удасться! Ты снова соединишься с Сади!

– Идем! – шепнула Реция и, набросив на себя темное покрывало, вышла из дворца в сопровождении Сирры.

Часовые, расставленные повсюду, свободно пропустили их.

Для проживания свергнутого султана был назначен Чераганский дворец, наиболее удаленный от столицы.

Жены Абдул-Азиса и султанша Валиде также были отвезены туда.

Дворец находился у самого берега Босфора, так что султан был перевезен туда водой.

Выйдя из каика, он начал ходить взад и вперед по берегу. На замечание одного из сопровождавших его офицеров, что он лучше бы сделал, если бы пошел в назначенный ему дворец, султан приказал оставить его одного.

Офицер, из сторонников Гуссейна, отошел, как бы исполняя волю султана, но вместо этого другой офицер подошел к чрезвычайно раздраженному султану и потребовал снова, чтобы тот шел во дворец.

В бешенстве султан, выхватив револьвер, стал угрожать им назойливым офицерам.

Тогда те решились оставить его в покое и ушли, расставив повсюду часовых.

Это не понравилось султану, и он тотчас же отправился в назначенный ему дворец. Тогда офицер, командовавший караулом, приказал отнять у султана саблю и револьвер, которыми тот был вооружен. Ненормальное состояние Абдул-Азиса оправдывало эту меру предосторожности. Оружие было отобрано и отослано в сераль.

С пятницы до вечера субботы у султана постоянно были припадки исступления и ярости, за которыми следовали упадок сил и полнейшее уныние и отчаяние.

Но в ночь с субботы на воскресенье солдаты, стоявшие на часах, все время слышали в саду дворца шум и дикие крики. Это Абдул-Азис кричал, требуя оружие и негодуя, что броненосцы спокойно стоят на якорях вместо того, чтобы стрелять в его врагов изо всех своих орудий.

Эта печальная сцена долго продолжалась, так что офицер, командовавший караулом, послал об этом донесение к министрам.

Это как нельзя более благоприятствовало планам заговорщиков, давая им неоспоримое доказательство расстройства умственных способностей свергнутого султана.

Немедленно по получении донесения караульного офицера враги султана собрались на совет в развалинах Кадри.

Это были Мансур-эфенди, Гамид-кади и министры Гуссейн и Рашид. Мидхат и Халиль не хотели более подчиняться бывшему Шейх-уль-Исламу и способствовать успеху его планов.

– Я созвал вас, чтобы обсудить, что должно теперь предпринять, – сказал Мансур, обращаясь к собравшимся. – Вам уже известно донесение караульного офицера. Нам надо обдумать, какие меры следует принять. Я боюсь вмешательства Европы!

– Еще большая опасность угрожает со стороны приверженцев бывшего султана, – прибавил Гамид-кади. – Пока султан жив, мы не должны упускать этого из виду! Его приверженцы могут тайно сговориться и устроить государственный переворот.

– Хуже всего то, что, пока жив старый султан, новый должен постоянно беспокоиться за свою безопасность, – заметил Рашид-паша.

– К чему так много разговоров! – вскричал Гуссейн. – Если Абдул-Азис опасен для нас, то его жизнь должна прекратиться.

– Я согласен с тобой, благородный паша! – сказал Мансур. – Она должна прекратиться.

– Но позвольте мне заметить, друзья мои, – вмешался Рашид. – Внезапная смерть Абдул-Азиса может возбудить подозрения не только в народе, но и у других государств. Ее сочтут насильственной.

– Этого не будет, если бывший султан лишит себя жизни в припадке умопомешательства, – возразил с хитрой улыбкой Мансур.