Эмине Хелваджи - Наследница Роксоланы

Оказалось – сабля. А на стене, значит, оружие развешано.

Мустафа, шахзаде и санджак-бей, сам был бойцом настоящим, не ряженым. Со знанием дела осмотрел клинок, махнул им накрест, навзлет и наотмашь, перебросил из руки в руку… И вдруг удивился чему-то, поднес саблю ближе к глазам. Покачал головой, снова задал вопрос Аджарату – тот коротко объяснил что-то, коснувшись левой руки правой.

– А это они о чем? – полюбопытствовала Айше, снова обращаясь к обоим близнецам сразу, и тут же сообразила, что им неоткуда знать ответ, они ведь видят то же, что и она, а разговора в помещении точно так же не слышат.

Но близнецы, оказывается, знали. Или хотя бы догадывались.

– О том, что наш отец… он, знаешь ли, чуточку Хызр, – без всякой охоты ответила девочка.

– Что?

– Потом объясню, – совсем хмуро, даже грубовато произнес мальчик.

Айше, поняв, что ненароком опять коснулась какой-то очередной семейной тайны, не стала настаивать. Да ведь и сабля к тому времени вернулась на место.

Мустафа теперь держал в руке совсем коротенькую аркебузу с чем-то вроде сабельного эфеса вместо приклада и странной уродливой штукой там, где у обычной аркебузы-туфанга размещается крепление фитиля. Рассматривал эту штуковину с большим интересом, слушал объяснения Аджарата, сам в ответ что-то говорил; потом они оба склонились над аркебузкой и принялись обсуждать ее совсем уж увлеченно. Ламии, пожалуй, поспешил: сейчас ему не пришлось бы прыгать с веранды – он мог пройти к лестнице открыто, даже с топотом, и все равно остался бы незамеченным.

Айше, разумеется, сто раз видела туфанги в руках стражи, иногда и с тлеющим фитилем. Но не принцессино дело ими по-настоящему интересоваться. Поэтому она довольно-таки равнодушно восприняла объяснения близнецов, в два уха принявшихся рассказывать ей, что это вообще не туфанг, а пистойя , причем с искровым кресальным замком – какая-то сумасшедшая новинка, доставленная их отцу трижды окольными путями. Лишь усмехнулась чуть заметно: выходит, и вправду брат с сестрой одинаковое обучение получают.

Как бы там ни было, этот новомодный туфанг, который пистойя, тоже вернулся на оружейную стену. А мужчины в доме уже принялись за новые игрушки. Нельзя так думать, особенно о своем отце, тем более что он будущий султан, повелитель правоверных, но сейчас шахзаде Мустафа и Аджарат, его телохранитель, выглядели так, словно были не старше близнецов Джан.

Верно бабушка говорила: мужчины – по гроб жизни малолетки, их даже опасаться нечего, все зло от женщин. Правда, первое ее утверждение мама хотя и не оспаривала (спорить с бабушкой Махидевран-султан не решался никто), но как-то давала понять свое несогласие: улыбкой, отведенным взглядом, переходом на разговор о другом… А вот со вторым, кажется, и вправду была согласна. Еще бы, разве мало горя причинила их семье хасеки-роксоланка!

Хотя, если вдуматься, то будь с бабушкой можно спорить, возможно, дедушка, повелитель правоверных, и не отдалил бы ее от себя…Так что зло, наверное, действительно в женщинах, но тогда уж не стоило бы прекрасной черкешенке Махидевран-султан забывать о своей принадлежности к тому же полу.

Тут Айше почувствовала, что, следуя по этому пути рассуждений, может зайти слишком далеко. И постаралась вернуться к созерцанию происходящего. Но, как выяснилось, уже успела что-то пропустить.

…Вроде бы ничего не изменилось в комнате: шахзаде и его телохранитель все так же стояли у оружейной стены и обсуждали боевые возможности чего-то, с этой стены снятого. Это был небольшой предмет, даже меньше той пистойи , которая не туфанг. Наверное, кинжал какой-нибудь. Но… на самом деле они говорили не так, как прежде.

Дочь шахзаде затруднилась бы определить, в чем именно заключается это «не так». Аджарат по-прежнему был исполнен того сочетания достоинства, гостеприимства и почтительности, которое подобает человеку, принимающему в своем доме высокопоставленного гостя. И гость этот тоже держался одновременно милостиво и учтиво, со всей определенностью давая понять: да, весь дворец – его дом, но если кому-то из верных слуг тут выделен домик для семейного проживания, то под этим кровом и меж этих стен даже сам шахзаде Мустафа признает права хозяина.

Однако что-то странное сейчас просвечивало сквозь их жесты и позы, как дно хауза сквозь воду. Не угроза, нет. Напряженность? Непонимание? Поди знай, тут слова слышать надо – и то не наверняка поймешь…

Айше украдкой посмотрела на близнецов. Те тоже почуяли неладное, тоже тревожились – и недоумевали.

За окном коротко и ослепительно сверкнула сталь. Теперь сделалось окончательно ясно: предмет, который рассматривает Мустафа, действительно кинжал. Вот сейчас шахзаде снял ножны, они у него в левой руке, благородно-янтарные (из янтаря, наверное, и есть… или из старой слоновой кости…), а клинок поднес к глазам, должно быть, стремясь прочесть змеящуюся по нему надпись.

– Это же… – потрясенно выдохнула Бал. И осеклась.

– Ничего особенного, – угрюмо продолжил ее брат, перехватив вопросительный взгляд Айше. – Бебут побратима нашего отца.

Ну, значит, бебут, а не бичва, не индийский катар, не кама или джамбия, не еще что-то там. Для мальчишек это очень важно: какая у каждой из этих разновидностей кинжала форма клинка и рукояти, как именно им человека лучше всего резать, а как совсем не стóит.

(Тут же Айше пугливо объяснила сама себе, что под мальчишками она подразумевает только Бека и… ладно, пусть его сестру тоже. А еще их отца. Но ни в коем случае не своего отца. Как можно!)

Впрочем… Побратимство – это серьезно не только для мальчишек. А если этот кинжал действительно родовое оружие, хранящееся в их семье еще с тех пор, как отец ее друзей (да, так!) не носил имя-прозвище Аджарат…

– Вот именно, – все так же мрачно ответил мальчик, без слов угадав так и не заданный вслух вопрос. – В нашем роду этот бебут хранится с той самой ночи, как мы с сестрой…

– Родились, – невольно подсказала Айше.

– …Были зачаты, – завершил он, опять без всякого смущения.

– Тогда наш отец и стал Хызром, – шепотом добавила девочка что-то вовсе непонятное, вконец запутав свою старшую подругу.

Опять семейные тайны какие-то сгустились, подобно грозовым тучам. И, как видно, эти тайны вправду грозные. Не понять только почему.

Тут Айше едва удержалась от вскрика, причем совсем не из-за этих тайн. Пардино, о котором она совсем забыла, вдруг длинным скачком махнул на открытое пространство перед домом – прямо через их головы и через живую изгородь. Следующий прыжок – и он уже оказался на веранде, взметнув свое тело вверх даже с большей легкостью, чем Ламии это недавно проделал вниз.