Джоржетт Хейер - Черная моль

Ему не ответили и он снова поднял глаза.

— Вы мне не верите?

— Когда-то верил, сэр. Теперь же… — он пожал плечами.

— И тем не менее, это правда, Вобертон. Я бы отдал все на свете, чтобы той ночи не случилось.

— Не слишком верится, сэр. Ведь только от вас зависит вернуть брату доброе имя. А вы молчите…

— Вобертон, я… О, неужели вы действительно думаете, что мне безразличен тот факт, что брат мой — пария?

При виде искренней муки в серых глазах милорда Вобертон немного смягчился.

— Мастер Ричард, я бы хотел думать о вас только хорошее. Мастер Джек не сказал мне ничего. Не могли бы вы… э-э… объяснить, как же так вышло, что вы позволили ему взять на себя вашу вину?

Ричард пожал плечами.

— Этому нет объяснения! И прощения мне тоже нет! Я заставил его!.. Джека, своего брата! Потому, что сходил с ума от любви к Лавинии… О, Боже мой, одна мысль об этом способна свести с ума! Я думал, что смогу забыть… И тут… тут я его встретил! И как только увидел, тут все оно и вернулось. Нет с того дня мне покоя, но и сознаться во всем я тоже не в силах. И никогда не скажу ничего. Никогда!

— Скажите мне, сэр, — умоляющим тоном произнес Вобертон, растроганный вопреки всем своим ожиданиям.

Ричард обхватил руками голову.

— Все это было каким-то сплошным кошмаром!.. Наверное, я просто сошел с ума… Сам не понимал, что творю. Я…

— Погодите, сэр, успокойтесь. Помните, мне ведь о том ничего не известно. Что заставило вас пометить карты?

— Долг Гандри. О том, чтобы попросить у отца, не могло быть и речи. Надо было срочно раздобыть денег. Я не мог допустить скандала… Я ведь уже говорил, что сходил с ума по Лавинии. Просто думать ни о чем другом не мог! И к Джону стал относиться хуже, потому что думал, что он в нее тоже влюблен. Мысль о том, что скандал отберет ее у меня, была просто невыносима. И тут нас приглашают к Дэру. Я проигрывал и знал, что не смогу рассчитаться. Господи! Джек играл с Милвордом до меня и выиграл. Помню, как все подшучивали над ним, говорили, что счастье вдруг от него отвернулось — ведь Милворд всегда проигрывал в карты. Потом мы с Милвордом стали играть той же колодой… Кажется, там был еще один стол… Дэр играл с Фитцджеральдом, кто-то играл с Джеком в фаро. Я еще слышал, как Джек сказал, что удача снова от него отвернулась, а потом все они засмеялись. А я все проигрывал…

Тут вдруг булавка выпала из галстука мне на колени… Никто вроде бы этого не заметил. Я подобрал ее и в голове промелькнула мысль, что ею можно пометить карты. Какой презренный поступок! Я отчетливо понимал это. Как раз в этот момент в руке у меня был туз треф. И я царапнул карту булавкой, в уголку. Все оказалось так просто… Постепенно я пометил все четыре туза и трех королей.

Никто не заметил, но я все равно ужасно нервничал и не осмелился метить дальше. Потом вколол булавку в галстук. И вскоре начал выигрывать, понемногу. Тут к нам подошел Трейси Бельмануар, посмотреть на игру. С этого момента все пошло наперекосяк. Это было начало беды…

Трейси стоял у меня за спиной и смотрел… Я чувствовал, как он навис надо мной, словно огромная черная моль… Не знаю, сколько он простоял так, мне показалось, что вечность. Я физически ощущал на себе его взгляд… Хотелось кричать, я видел, как дрожат у меня руки…

И тут вдруг он шевельнулся. Я как раз сыграл тузом червей. «Минуточку», — произнес он таким тихим зловещим голосом.

Милворд удивился. Я пытался убедить себя в том, что этот дьявол ничего не заметил… Отметина на карте была такая слабая, что я сам ее едва различал. И еще казалось невозможным, чтоб сторонний наблюдатель мог разглядеть ее. Он шагнул вперед. Помню еще, что он коснулся моего плеча. Помню, как сверкнули под лампой его бриллианты. Думается, мозг мой пребывал в неком странном оцепенении, я только и мог, что говорить: «Экстравагантно, Дьявол! Как экстравагантно!» и смотреть на его переливающиеся бриллианты. Потом я вспомнил: «Ведь он брат Лавинии, но мне он не нравится, нет, категорически не нравится!..» Словом, в голову лезли всякие глупости, а в горле у меня пересохло.

Он склонился над столом… протянул свою белую-пребелую руку, перевернул карту… поднес к глазам лорнет и долго смотрел на туза. Потом уронил лорнет и вытащил табакерку… На крышке было эмалевое изображение Афродиты. Я помню ее так отчетливо…

Потом я услышал, как Трейси просил Милворда осмотреть карту. Меня так и подмывало вскочить и удушить его… Едва сдержался, — Ричард сделал паузу, потом провел рукой по глазам и содрогнулся. — Милворд увидел царапину. И закричал: «Меченые карты!» Тут в один миг наш стол окружили. Все были так возбуждены. Джек положил мне руку на плечо, они с Дэром начали перебирать колоду. Но я смотрел только на Трейси Андоверского. Он выглядел так зловеще в этом черном своем одеянии. Глаза полузакрыты, лицо такое бледное… И он тоже не сводил с меня глаз, казалось, он читает мою душу. На секунду я поверил в то, что он знает ! Мне хотелось вскочить и закричать, что все это неправда, он ошибается! Мне хотелось выколоть ему глаза! Одному Богу известно, что я мог бы натворить, но… Но тут он отвернулся и взглянул на Джека — у того на лице сияла так хорошо знакомая мне насмешливая улыбка. Так бы и убил его за эту улыбку!.. Мне показалось, что Джек прочитал эту мою мысль, потому что он бросил карты и уставился на Трейси.

Все смотрели только на них… Ни один человек — на меня. Если бы они сделали это, то наверняка узнали бы правду, но они глаз не сводили с Трейси и Джека… Помню еще Фитцджеральд обронил платок, и я начал разглядывать его с преувеличенным вниманием. И все удивлялся, отчего это он его не поднимет, как вдруг Андовер заговорил снова: «А удача, оказывается, вновь улыбнулась Карстерсу!». Что-то в этом роде, Вобертон! И еще в голосе его звучала такая ехидная вопросительная нотка…

И тут, не успел Джек ответить, как все закричали, разом. Дэр кричал: «Позор!» Трейси. И все смеялись над Трейси, хохотали от души. Но я заметил, как они обмениваются подозрительными взглядами. Им казалось странным, что Джеку сперва так везло, а потом, как только он отошел от этого стола, удача от него отвернулась.

Милворд… бедный глупый Милворд все смотрел на Трейси, а потом вдруг пробормотал, что, наверное, мы играли другой колодой. Я едва дышал… Тут Трейси поправил его. Откуда он знал? Никто этого не помнил, никто ничего не заметил, кроме него…

Я увидел Джека — он стоял прямо и неподвижно, слегка запрокинув голову, и синие глаза его сверкали. «Я так понимаю, вы обвиняете меня, Бельмануар?» — спросил он. О, он был просто вне себя от ярости! Трейси не ответил ни слова. Только поглядывал на меня и тут же отводил взор.

Пальцы Джека впивались мне в плечо. Я физически ощущал его гнев… Дэр выкрикнул, что подобные предположения просто нелепы. Разве можно обвинять Джона в мошенничестве?