Джоржетт Хейер - Черная моль

Рукой и голосом он подбадривал ее и так они мчались и мчались. Было уже, должно быть, половина девятого, и Карстерс знал, что оставшееся расстояние они могут преодолеть за час. Карета с герцогом уже, должно быть, прибыла, о том, что может произойти с Дианой дальше, он старался не думать.

Прошло еще полчаса, и Джек услышал, что дыхание Дженни стало прерывистым и учащенным и снова немного придержал ее. К этому времени они уже съехали с вересковой пустоши на дорогу, которую он прекрасно помнил и знал, что находится теперь примерно в десяти милях от Уинчема. Еще миль пять, если по прямой. Он понимал, что Дженни необходимо дать передохнуть, а потому натянул поводья и спешился.

Ноги Дженни дрожали, по шелковистой шкуре катился пот. Она уткнулась носом ему в ладонь. Джек нежно потрепал ее по шее, почесал за ухом и тогда она, ласково облизав ему лицо, задышала ровнее.

И снова он оказался в седле, и снова летели они во тьме, пожирая мили.

Оставив Уинчем справа, Карстерс свернул на запад, а потом — на северо-запад. Дорога пошла на подъем, до Андовера оставалось две мили…

Дженни снова споткнулась и перешла на шаг. Хозяин потрепал ее по гриве и она опять прибавила ходу.

Он понимал, что силы ее почти на исходе, но продолжал гнать вперед. Она покорно подчинялась его руке, хотя дыхание вырывалось уже со всхлипыванием и свистом, а глаза налились кровью.

Наконец впереди показались высокие железные ворота, наглухо закрытые. Джек остановил лошадь и пошел пешком, отыскивая в изгороди лазейку, через которую могла бы протиснуться Дженни.

Его светлость сделал знак лакеям, и Диана с замиранием сердца увидела, как они выходят из комнаты и притворяют за собой дверь.

Она сделала вид, что хочет съесть персик и, взяв его с блюда, стала очищать дрожащими негнущимися пальцами. Трейси, откинувшись в кресле, наблюдал за ней сквозь полуопущенные веки. Он видел, как она доела, наконец, персик и встала, опершись одной рукой о высокую резную спинку кресла. Затем она заговорила, и на этот раз в голосе ее уже не было и следа наигранного спокойствия.

— Что ж, сэр, я поужинала и теперь заявляю, что просто умираю от усталости. Прошу предоставить меня заботам вашей домоправительницы.

— Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, дорогая, — протянул герцог, — если бы таковая у меня имелась, эта самая домоправительница.

Диана иронически подняла бровь.

— Но, полагаю, у вас имеется хотя бы служанка? Я хотела бы лечь спать, раз уж мне предстоит остаться здесь.

— Все у вас будет, дитя мое, всему свое время. Однако не спешите лишить меня вашего обольстительного общества… — с этими словами он поднялся и, взяв ее за руку, подвел к дивану с низкой спинкой, стоявшему в другом конце комнаты.

— Если вы собрались что-то сообщить мне, ваша светлость, то умоляю, отложите это до завтра. Сегодня я не в состоянии.

Он рассмеялся.

— По-прежнему холодна, как лед, моя прелесть!

— Другой я не буду, сэр.

Глаза его сверкнули.

— Вы уверены? Что ж, придется доказать, что вы ошибаетесь, дорогая. Можете меня любить или ненавидеть, как угодно, но с этой маской ледяного равнодушия вам придется расстаться. Позвольте обратить ваше внимание, вон там, сзади, очень удобный диван.

— Вижу, сэр.

— Так садитесь.

— Не стоит, сэр. Я здесь не останусь.

Он шагнул к ней и на лице его было при этом такое выражение, что Диана немедленно опустилась на диван.

Герцог улыбнулся и кивнул.

— Вы поступили очень разумно, Диана.

— Что дало вам основание обращаться ко мне столь фамильярно, сэр? — в голосе ее снова звенел лед.

Трейси опустился на диван рядом с ней, закинул руку за спинку, пальцы его касались плеча девушки. Диане понадобилось все самообладание, чтоб не вскрикнуть. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, загнанной в ловушку, и нервы ее были на пределе.

— Ну, довольно, девочка. Хватит играть словами. Подумайте хорошенько, стоит ли на меня сердиться?

Она сидела неподвижно и прямо и молчала.

— Я люблю вас… О, вы опять содрогаетесь. Но однажды… Наступит день и вы станете относиться ко мне иначе.

— И вы называете это любовью, ваша светлость? — воскликнула Диана, терзаемая страхом и чувством полной беспомощности.

— Ну, во всяком случае, чем-то вроде того, — невозмутимо ответил он.

— Да помоги вам тогда Господь! — снова содрогнулась она, думая о том, другом, чья любовь была совсем иной.

— На все Его воля, — вежливо согласился герцог. — Однако мы отвлеклись от темы. Условие таково: вы можете немедленно, сейчас же получить ключ… и удалиться в свою комнату… но прежде должны обещать, что завтра же, слышите, завтра же, мы поженимся.

Она побелела и собралась было встать, но тонкие белые пальцы впились ей в плечо и заставили остаться на месте.

— Нет, дорогая. Ничего не выйдет, сидите тихо.

Самообладание начало покидать Диану, она старалась стряхнуть с плеча эту ненавистную руку.

— О, вы злодей, негодяй! Отпустите меня, немедленно!

— Только после того, как вы дадите слово, дорогая.

— Мое слово — нет! — крикнула она. — Тысячу раз нет!

— Подумайте…

— Я уже подумала. Я скорее умру, чем стану вашей женой!

— Что ж, такой вариант возможен. Однако мне все же кажется, что смерть не должна стать вашим уделом, моя прелесть, — продолжал мурлыкать в ухо зловещий голос. — Подумайте хорошенько прежде, чем ответить. Не лучше ли выйти за меня со всеми вытекающими отсюда выгодами и почестями, чем…

— Вы дьявол! — прошептала она и стала озираться в поисках пути к отступлению.

Окно было открыто — ветер раздувал шторы — но дорогу к нему преграждал герцог.

— И все же вы не торопитесь с выводами, дитя мое. Помните: завтра будет поздно! У вас всего один шанс. Честно сказать, — он потянулся к табакерке, — честно признаться, лично мне все равно, будете вы моей невестой или нет…

Резким движением Диана высвободилась и метнулась к окну. В какую-то долю секунды Трейси оказался на ногах, поймал ее и развернул к себе лицом.

— Не спешите, дорогая. Так от меня не уйти.

Обняв девушку за талию, он привлек ее к себе. Диану затошнило от страха и что было силы она ударила его по лицу.

— Пустите! Как вы смеете!.. О, ради Бога, ну отпустите же меня!

Но он лишь крепче прижал ее к себе, одна рука, словно клещи, придерживала запястье, другой он обнимал ее за плечи.

— Нет уж, придется вам остаться, — улыбнулся он со злорадством, жадно оглядывая ее прекрасное гневное лицо. Огромные карие глаза сверкали, чувственные губы вздрагивали в гримасе отвращения. Секунду он любовался ей, а потом нагнулся и впился губами в алый рот.

Диана была не в силах ни сопротивляться, ни кричать. Томительная дурнота навалилась на нее, в голове все помутилось. Бедняжка едва дышала.