Жаклин Монсиньи - Флорис. «Красавица из Луизианы»

— Вы сами виноваты! — небрежно бросила Батистина.

— Как это? Я их кормить, поить, да еще выпускать эти животные гулять по палубе каждый день! Да я еще и виноват? Знаешь, немногие работорговцы так поступайт, как великодушный Фоккер-Дьявол! — возразил пират, грозно нахмурив брови.

Батистина звонко расхохоталась:

— Ну так послушайте, что я вам скажу! Ваши работорговцы безнадежно глупы! А вы — первый дурак среди всех! Если негры будут в плохом состоянии, вы не сможете выручить за них хорошие деньги, а продадите по дешевке. Хотела бы я посмотреть на вас, если бы вы торчали целые дни в трюме! Не очень-то вы были бы хороши при прибытии в порт! — высокомерно выговаривала Батистина своему любовнику.

— Ты хочешь, чтобы Фоккер-Дьявол отправлялся их качать на руках каждый вечер вместо того, чтобы проделывайт это с тобой? — загрохотал пират, слегка пощипывая Батистину за попку.

— Ах! Вы и в самом деле не очень-то сообразительны! Ну поместите их хотя бы там, где находится первая батарея, у них будет вдоволь света и воздуха, а ведь этого-то им больше всего и не хватает.

— А если нам придется сражаться? Если на нас нападайт?

— Но это же очень просто! Тогда вы их на время переведете обратно в трюм! Вот и все!

— У тебя есть ответ на любой вопрос… Настоящая деловая женщина! Да, ты права! Будет гораздо лучше, если эти черномазые будут веселыми и довольными. Тогда мы намного дороже продавайт их в Новом Орлеане, — с самодовольной ухмылкой прищелкнул языком пират.

— Вы что же, Фоккер, сами отправитесь их продавать? — изумилась Батистина.

— Да, моя маленькая блошка.

— Но… вы же вне закона… вас же ищут… разве вы не подвергнете себя риску быть арестованным?

— Нет, нисколько! Залив Баратария неприступен с моря, если собратья-пираты не захотят кого-нибудь впустить в бухту. Я оставляйт там мой корабль и подниматься вверх по реке в шлюпке. Мы пересекайт два озера, а затем большой дикий лес. Никто не осмеливается туда проникайт, ни один живой душа! Никто не свете, кроме индейцев и меня, не знайт, что озера и залив сообщаются. А когда я оказаться в Новый Орлеан, никто не посметь тронуть Фоккер-Дьявол так же, как и никакой другой капитан из Баратарии!

— А какая она, Луизиана? — вдруг спросила Батистина.

— Огромная, маленькая блошка, огромная… Необъятная… Она в десять… Нет, в двадцать раз больше, чем Франция и. Голландия! Никто не знайт, где она кончается. По Миссисипи и Миссури можно подняться до Канады или Новой Шотландии. Я когда-то совершайт такое путешествие, когда был молодой! — мечтательно прошептал Фоккер.

— Вот как… А Новый Орлеан? Какой он? Такой же большой и красивый, как Париж? — сыпала вопросами сгоравшая от любопытства Батистина.

— Сама увидишь. Я взять тебя с собой, принцесса, и мы продавайт негров тому, кто больше предлагайт.

— Фоккер, вы действительно считаете, что можно продавать и покупать людей? — тихо спросила Батистина.

— Послушай, принцесса! Негры не есть люди! И потом, я поступайт точно так же, как честные коммерсанты из Ла Рошели и Бордо, которые покупайт патент на торговлю рабами и получайт благословение священников и твоего короля. Ну, не надо дуться, маленький блошка! Мы выпускайт твоих любимцев подышать свежий воздух и переводить их туда, куда ты захотеть. Ну как, ты довольна? А твоих подруг будут покупайт славные парни-флибустьеры и делайт их очень счастливыми. Ну иди же ко мне, принцесса, иди! — ласково заворчал Фоккер, притягивая Батистину к себе.

Знаменитый пират буквально сходил с ума от ее тела, такого нежного, отзывчивого и податливого. Великан обращался с Батистиной как с настоящим сокровищем, а она весело играла с ним, уютно устроившись на огромных теплых коленях.

— А откуда у вас этот шрам, Фоккер? Что с вами произошло? У вас что же, череп был раскроен пополам? — задавала нескромные вопросы Батистина, с любопытством рассматривая страшный шрам и поглаживая его пальчиком.

— Почти, принцесса… Но это было очень давно, еще до того, как я стал пиратом…

— А как вы стали пиратом? Как вы превратились в Фоккера-Дьявола?

— Случайно, принцесса, случайно… На корабле был бунт, и я принимайт в нем участие… По глупости… — шептал гигант и закрывал болтливый ротик поцелуем. Он не любил говорить о своем прошлом.

А Батистина плыла по течению. Она уже почти забыла свою прежнюю жизнь. Она была совершенно счастлива. Присутствие на боту «Красавицы» Смерти-в-штанах и Гонтрана д’Обинье, которые, похоже, жили в полнейшей любви и согласии, перестало раздражать Батистину. Иногда девушка проходила мимо своей бывшей каюты, и до нее доносились звуки, заставлявшие ее предположить, что помощник капитана и утонченный шевалье предавались там тем же утехам, что Иностранка и Золотая Ляжка.

Однажды Батистина сидела на юте, задумавшись над тем, как починить еще не совсем изодранное платье, в котором она покажется перед сборищем пиратов, когда корабль придет в Баратарию. Из задумчивости ее вывел шепот Жанно:

— Мы сколо плибудем на место, мамзель Батистина.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросила девушка.

— Жанно знает… Смотли, вода стала совсем зеленая, а солнце — очень голячее. Класивые лозовые лыбки плавают воклуг нашего колабля, а потом из глубины плиплывают большие лыбы и едят маленьких лыбок, а это значит, что земля близко. Жанно и его длузьям очень холошо около больших пушек. Мы все-все тепель видим и очень благодалны тебе. Да, мамзель Батистина, сколо земля!

Высокий негр был сегодня веселее и разговорчивей, чем обычно. Другие чернокожие тоже явно возвращались к жизни: с тех пор как их поместили в первой батарее, их кожа постепенно приобрела глубокий черный цвет и блеск, перестала быть серой и тусклой.

— Твои приятели не говорят по-французски. А где же ты выучился? — спросила заинтригованная глубокими познаниями негра Батистина.

— Я уже был лабом, мамзель, — ударил себя кулаком в грудь Жанно.

— Как? Здесь? Я хочу сказать, в Луизиане?

— Да, мамзель… Жанно убежал и хотел велнуться домой, в Афлику… Я плыл на большом колабле и плятался там тли месяца, но меня нашли, поймали… Такова эта жизнь, мамзель! Если Жанно узнают в Новом Оллеане, его забьют до смелти кнутом, мамзель! — вздохнул негр, печально покачав головой.

— Но это же ужасно! Я не хочу, чтобы тебя опознали! Надо будет найти какой-нибудь способ… Послушай, у тебя есть семья? Родные? — вдруг встрепенулась Батистина.

— Да, мамзель. Отец, мать, блатья, сестлы… Но в Африке никого не осталось, всех увезли… лазлучили… Все стали лабами… Мы никогда больше не увидимся…

— Как это грустно! А ты веришь в Бога? — со слезами на глазах спросила Батистина.

— Как и ты, мамзель. Доблый Бог сидит высоко в небе и все видит. Он видит, как несчастен бедный Жанно! — улыбнулся парень и поцеловал какую-то жалкую не то медальку, не то монетку, висевшую у него на шее на тонком шнурочке — единственное сокровище, которое у него осталось.