Жаклин Монсиньи - Флорис. «Красавица из Луизианы»

— Ну что, Юзеб, мы можем ехать?

— Ах, мадам, мочь-то мы можем, но… пожалуй, что и не можем…

— Наглец! Что ты несешь?! Ты выпряг раненую лошадь и убрал с дороги труп издохшей?

— Бррр… да, мадам, все сделано, если можно так сказать…

— Тогда вперед! — гневно воскликнула Жанна-Антуанетта.

— Простите меня великодушно, мадам. Мы слишком задержались! Недалеко же мы уедем без факельщиков! Скоро станет темно, как в аду, а лошадки так нервничают и так всего пугаются после всей этой суматохи! — простонал бедный Юзеб, еще не совсем пришедший в себя после пережитого.

Словно в ответ на его жалобы раздался дробный стук копыт. Четыре рейтара с факелами в руках окружили карету.

— Мы получили приказ сопровождать вас, куда вам будет угодно, сударыни! — сказал один из них с легким гасконским акцентом, отдавая честь дамам.

— Благодарю вас, господа! Ну, теперь — в путь! — приказала Жанна-Антуанетта, откидываясь на атласные подушки и потянув за шелковую ленту, чтобы поднять окошко. Карета тронулась.

Пламя от факелов освещало экипаж, и рейтары с любопытством посматривали на двух хорошеньких молоденьких девушек.

Хитрый огонек зажегся в глазах Батистины, и она удержала руку подруги:

— Подожди, дорогая, мне в голову пришла одна мысль!

Жанна-Антуанетта усмехнулась:

— Ты говорила так в пансионе, когда собиралась совершить какую-нибудь глупость…

Старая Элиза укоризненно взглянула на подруг, и они обе прыснули со смеху. Батистина поманила к себе пальцем одного из рейтар. Он был почти так же молод, как и Батистина, и с гордостью носил свой синий мундир. На левом плече у него красовалась эполета с серебряной бахромой, украшенная золотой звездой. Юноша вежливо стянул с головы треуголку и склонился к окошку:

— Чем могу служить, сударыни?

Он закашлялся, смущенный тем, что две красавицы смотрели на него, улыбаясь и время от времени переглядываясь, как настоящие заговорщицы.

— О, сейчас довольно холодно, сударь, наденьте шляпу! Мы вас очень просим! — сказала Жанна-Антуанетта с очаровательной улыбкой.

— Благодарю вас, сударыня! — промолвил, запинаясь, рейтар и водрузил свою треуголку с серебряным галуном поверх белого напудренного парика.

— Вы ведь не простой солдат, сударь? — продолжала Батистина с той великолепной самоуверенностью, которая отличает только невинных девушек, действующих по наитию.

— Что правда, то правда, сударыня! Я нахожусь в чине корнета! — гордо заявил юноша, покраснев от удовольствия.

— Ах, корнет! Как мило! Такой молодой, и уже корнет!

— Осторожней, Батистина, а то он, пожалуй, свалится с лошади! — зашептала Жанна-Антуанетта.

Батистина расхохоталась.

Юный рейтар отвел в сторону руку с пылающим факелом, чтобы свет не падал на его густо покрасневшее безбородое лицо, в результате свет еще сильнее залил карсту, и красота двух подруг стала просто ослепительной.

— А сколько вам лет, господин корнет? — поинтересовалась Жанна-Антуанетта.

— О, я не так молод, как вам кажется, сударыня. Мне двадцать четыре года, — ответил юноша, безбожно привирая и не сводя глаз с Батистины.

— Ах так! А мне двадцать, — пускаясь на столь же бесстыдный обман, заявила Батистина.

— А я, хотя и замужняя дама, признаюсь, что мне никогда не доводилось беседовать с корнетом! — воскликнула Жанна-Антуанетта, кичась своим опытом «много повидавшей и пожившей женщины» перед двумя юнцами.

— Правда, сударыня?

— Правда, сударь.

— Нет, я уже видела корнетов, но только, конечно, издали. Но они не держались в седле так гордо, как вы, и у них не было таких изысканных Манер, сударь, — живо вставила Батистина.

— Правда, сударыня? — еле ворочая языком, пробормотал юноша, не знавший, куда девать глаза от смущения.

— О да, правда… Истинная правда, сударь!

— Разрешите представиться! Эрнодан де Гастаньяк… к вашим услугам, сударыни, — низко склонил голову юноша.

— О! Сударь! Так вы, несомненно, гасконец? — восхищенно закатила глаза Жанна-Антуанетта.

— Да, сударыня! Гасконец из Гаскони! — гордо вскинул голову рейтар.

— А чьи приказы вы выполняете, господин де Гастаньяк? — невинно спросила Батистина, широко открывая свои голубые глаза.

Молодой корнет готов был лопнуть от гордости:

— Я исполняю приказы моего капитана, который получает указания от господина дю Плесси, а уж тот их получает прямехонько от его величества…

Рейтар прикусил язык. Как всякий истинный гасконец, он слишком быстро проболтался. Две тонкие штучки с удовлетворением переглянулись, ибо вытянули-таки из юноши сведения, которые хотели заполучить во что бы то ни стало. Жанна-Антуанетта поудобнее расположилась на подушках. Окончательно смущенный корнет опустил голову. Батистина мило улыбнулась юноше, чтобы пролить немного целебного бальзама на его раны.

— Решительно, мне очень нравится говорить с мужчинами! — заявила Батистина, берясь за шнурок, чтобы опустить окошко.

— Да уж, заметно! — с нервным смешком пожала плечами Жанна-Антуанетта.

— О, дорогая, ты ведь моя единственная подруга! И я тебя люблю! Разве я сделала что-нибудь такое, что могло рассердить тебя? — воскликнула Батистина, расстроенная недовольным видом Жанны-Антуанетты.

— Но, голубушка, ты напустила холода и едва не заморозила госпожу Ленорман со всеми этими беседами! — сказала Элиза, абсолютно ничего не понимавшая в происходящем.

Жанна-Антуанетта с любопытством посмотрела на подругу, не обращая ни малейшего внимания на старую няню.

— Ты всегда поражаешь меня, Батистина. Невозможно угадать, как ты отреагируешь на какое-нибудь слово или действие… Ты будто спишь с открытыми глазами или витаешь где-то в облаках… или поступаешь так или эдак чисто инстинктивно… Но я тоже тебя люблю… по-своему, разумеется… И буду защищать тебя от тебя самой, даже против твоей воли…

— Ах! Как странно и забавно! Ты говоришь точь-в-точь как Жеодар, — рассмеялась Батистина.

Под колесами заскрипел гравий. Карета въехала во двор замка Мортфонтен. Жанна-Антуанетта схватила Батистину за руку и горячо зашептала:

— Клянусь, Батистина, я всегда буду тебе верной подругой, даже если у тебя будут основания думать иначе…

— Почему ты так говоришь? — изумилась Батистина. Но Жанна-Ануанетта упорно молчала. Она, казалось, погрузилась в мечты.

Кучер Юзеб быстро соскочил с сиденья, чтобы откинуть ступеньки. С крыльца доносились крики:

— О-ля-ля! Мадемуазель Батистина! Мадам Элиза! Мы так беспокоились! Вас так долго не было! — хором вопили церковный сторож и его жена. — Какой-то человек шлялся вокруг замка и спрашивал, живет ли здесь молодая девушка по имени Батистина де Вильнев. Выяснял, находится ли она в замке или все еще пребывает в пансионе, — продолжал докладывать церковный сторож. — Подозрительный тип, мадам Элиза, физиономия висельника. Шляпа по самые брови, а лицо он все прятал в складках плаща… Не понравился он мне, ой как не понравился! Не станет честный человек прятать свое лицо! Но мы молчали как рыбы! Правда, жена?