Джудит Айвори - Чудовище

Он бросил ее на постель и присоединился к ней, глупо радуясь, что может вновь скользить руками по шуршащему шелку платья Луизы и страстно прижимать ее к себе. Его счастливое бормотание постепенно превратилось в заклинание: «Луиза, Луиза, Луиза…» Ее имя звучало для него как поэма, как песня, как молитва. Он прижался губами к впадинке на ее шее, вдыхая неповторимый аромат, а пальцы его тем временем расстегивали пуговички ее высокого воротника-стойки.

Она засмеялась, заерзала под ним и передразнила его:

– «Луиза, Луиза, Луиза». – Потом спросила: – Почему ты никогда не называешь меня Лулу? Ведь я тебе разрешила.

Шарль ответил поспешно и искренне:

– Потому что Луиза мне нравится гораздо больше. Лулу звучит так, словно я совращаю малолетнюю.

Его замечание рассмешило ее. Он наклонился к ней, прижавшись животом к ее животу, отыскал ее лицо в темноте и поцеловал юную хохотушку.

Не прошло и минуты, как оба они принялись торопливо стягивать друг с друга одежду, обрывая пуговицы его рубашки и завязки ее панталон.

После, лежа рядом с ним в темноте и обхватив его руками, она сказала:

– Знаешь ли, взрослая дама Луиза тоже умеет притворяться. Если бы я встретила тебя в Провансе, то сделала бы вид, что мы не знакомы.

– Нет. – Шарль уставился на полог кровати. Он с трудом подыскивал причину для возражений – он больше не мог ей лгать. – Едва ли у меня получится притвориться, что я не знаю тебя. – Поразмыслив, он добавил: – Да и вряд ли мы встретимся вновь. Я редко бываю в Европе. – Он вздохнул и закрыл глаза. – Я люблю свой дом. Больше я никогда его не покину…

Луиза, однако, поняла только то, что он сказал «нет». Она решила, что лучше не думать о будущем, и сменила тему.

– Что тебе нравится в себе? – спросила она. Он помолчал и ответил вопросом на вопрос:

– А что нравится тебе?

– О, твои руки и то, как ты…

Шарль рассмеялся и перебил ее:

– Нет, я имел в виду тебя. – Он прикрыл ей рот ладонью, предупредив ее ответ. – Тебя в темноте, – пояснил он. – Что тебе больше всего в себе нравится, прямо здесь, сейчас?

Как только он отнял ладонь от ее рта, Луиза выпалила:

– Мои ощущения. – И засмеялась. – Интересно, где сейчас окажется твоя рука?

Шарль укоризненно прищелкнул языком, как строгий учитель. Ей нравилось дразнить его, поскольку его тон становился ответственным и назидательным, – слишком серьезно он воспринимал разницу в их возрасте.

– Ну хорошо, а что еще? – Он нежно поглаживал ее бедро.

Она прильнула к нему, уставилась в потолок. Луиза не знала, что ответить.

Шарль решил ей помочь:

– Что для тебя является самым важным? Что ты хочешь сделать в жизни?

– Ничего, в том-то все и дело. – Луиза перевернулась на живот, встала на четвереньки, потом во весь рост, выпрямившись в темноте. Она с трудом удерживала равновесие, корабль покачивался на волнах. Она принялась танцевать посреди постели. Тяжелое тело Шарля подпрыгивало от ее скачков, наконец он встал.

– Куда ты? – спросила она.

– В туалет. Ты говори, говори, я тебя слушаю.

Раздался шум спускаемой воды, и Луиза продекламировала с интонацией своей матушки:

– Леди должна стоять на пьедестале. – Затем добавила обычным голосом: – Любимая поговорка моих родителей: «Ты должна реализовать свои возможности». Они, конечно, имеют в виду брак. По их мнению, других возможностей и перспектив в жизни у меня нет.

– А что бы ты хотела для себя? – спросил он, выходя из ванной.

– Не знаю. – Стоя на постели, она раскачивалась в такт движению корабля и размышляла. Затем неуверенно предположила: – Может, действительно замужество? – Помолчав, добавила: – И что-то еще. Должно быть что-то еще, кроме этого. – Она рассмеялась, прислушиваясь к дыханию Шарля. Он стоит прямо перед ней, рядом с кроватью. – Ну, и как ты считаешь? Это похоже на пьедестал? – Луиза положила руки ему на плечи и два раза подпрыгнула на матрасе, как будто это был цирковой батут.

– Я считаю, – промолвил он, – что леди… прелестная юная леди вроде тебя… – Шарль обнял ее за талию, придав своим словам особый смысл. – Итак, я полагаю, что ты, Луиза, должна принадлежать любящему мужчине. Никаких пьедесталов. Будь сама собой. – Он поймал ее в очередном прыжке.

Волосы волнами упали ей на спину. Прохладные густые локоны ласкали ее, словно были живым существом. Шарль отпустил ее, и она упала на постель. Луиза никогда не думала, что это может быть так приятно – ощущать шелковистое прикосновение собственных волос. Или как приятно прыгать обнаженной в темноте. Каждый миг, проведенный с пашой, открывал ей что-то новое в ней самой.

Когда Шарль придавил ее своей тяжестью, она спросила его:

– А знаешь, чему хочет посвятить жизнь кузина Мэри? Он погладил ее по голове и сказал:

– Ты еще найдешь свое место в жизни, Луиза. Ты молода, у тебя все впереди. – Шарль поцеловал ее в лоб. – Я говорил о другом. Ты должна найти себя. Тогда ты поймешь, что тебе нужно от жизни.

Луиза засмеялась. Его слова были ей не понятны. Она спросила:

– Так хочешь, я скажу, что Мэри нужно от жизни?

– Ну хорошо. Так что же Мэри хочет сделать в этой жизни?

– Стать монахиней. – Луиза захихикала.

– Монахиней?

– А знаешь, почему?

– Ты ведь все равно мне расскажешь, правда? – Шарль соскользнул с нее и лег рядом.

– Да. Видишь ли, в Нью-Йорке есть один священник. И родители Мэри отправили ее на исповедь. Она сходила туда, и все оказалось совсем не так страшно, как она думала. Она стала ходить туда регулярно. Отец Тата – так его звали. Забавное имечко, правда? Он итальянец. В общем, отец Тата был очень добр с ней. – Луиза снова рассмеялась. Ей казалось, что это ужасно глупая история. – Мэри стала часто ходить на исповедь. Слова священника казались ей мудрыми и справедливыми. Потом она уже ходила туда, просто чтобы слушать его голос. Возвращаясь с исповеди, она иногда заходила ко мне и восхищалась тем, какой у него глубокий чудный голос, как хорошо отец Тата ее понимает. Потом она доставала четки и начинала молиться Пресвятой Деве, чтобы он отказался от сана. Потом мы вместе смеялись над ее причудами. Мы видели его, этого священника. Он толстый и лысый, но мы с Мэри решили, что у него добрые глаза. Теперь я могу ей посочувствовать. Понимаешь, это же замечательно, когда есть человек, который готов тебя выслушать и понять, и принять такой, какая ты есть. В этом кроется соблазн. – Луиза помолчала. – А ты ведь не лысый, нет? – Тут она вспомнила, как касалась мокрых волос своего араба вчера ночью. У него густые волосы, чуть длиннее, чем положено.

История Мэри уже не казалась ей столь смешной. Она спросила:

– Можешь себе такое представить, Шарль? Чтобы я влюбилась в своего духовника?