Элизабет Вернер - Капризы юной леди

– Это отвратительно! И не стыдно тебе, Гофштетер?

– Чего мне стыдиться. Я еще в «Совином гнезде» говорил вам, что графине нужен человек, который хорошенько прибрал бы ее к рукам. Бедный граф Бертольд не сумел сделать этого, да и Залек тоже вряд ли справится, хотя в настоящее время с ним обращаются поразительно милостиво. Слишком уж он покорный слуга, а этого графиня не выносит. Ей нужен человек, который бы ею командовал и не интересовался бы ее деньгами, одним словом, такой, который вполне подчинил бы ее себе. Боже великий, если бы мне только дожить до этого! Мне кажется, я с радостью стал бы вверх ногами.

В этот момент в саду показались Гунтрам и Зигварт, и мальчики кинулись к ним.

– Где вы были все утро? – спросила их молодая хозяйка. – В лесу?

– Нет, мы осматривали маисовые [4]поля и другие посевы. Я проникаюсь все большим уважением к Адальберту и к вам, дядя Гофштетер, – сказал Герман. – Если будет так продолжаться, то к тому времени, как дети подрастут, ваша ферма будет представлять целое состояние. Тогда вы передадите хозяйство им, а сами будете жить на проценты.

– Дай бог, чтобы так было! – весело сказал Адальберт. – А пока надо усиленно работать. Я надеюсь, Герман, вскорости уплатить тебе остальную часть своего долга.

– Если тебе уж так не терпится, то пожалуй, хоть мне эти деньги не нужны.

– Вполне верю. Музей принес тебе изрядную сумму, да, кроме этого, сколько ты еще заработал проектами и планами. Но где же графиня? Все еще не вернулась с охоты?

– Они хотели вернуться к обеду, – ответила Траудль, – но Залек, наверное, опять начал разыскивать всевозможные следы. У него прирожденная страсть к охоте.

– Ну, тут дело, кажется, не в этой страсти, – шутливо заметил Адальберт. – Ему хочется подстрелить отличную дичь, но она нелегкая добыча. Впрочем, кажется, счастье наконец улыбнется ему.

– Я не понимаю Алисы, – задумчиво сказала Траудль. – Когда она была у нас в последний раз, Залек был уже здесь и часто провожал ее на охоту. Он хороший охотник, и ей было очень удобно иметь его своим компаньоном, но вообще она казалась равнодушной и недоступной, а теперь обращается с ним так, что у него поневоле рождаются разные смелые надежды.

– Я, право, не обратил на это особенного внимания, впрочем, не думаю, чтобы мистер Морленд одобрил подобную партию.

– Морленд прежде всего хочет, чтобы его дочь снова вышла замуж, желает этого давно, – заметил Гунтрам. – Что будет с его громадным состоянием, если Алиса останется вдовой и бездетной? Он, конечно, метит на первых европейских аристократов, но если Алиса серьезно захочет чего-нибудь, то он уступит ей. Она привыкла настаивать не только на своих желаниях, но и на своих капризах. В конце концов Залек тоже из старинного дворянского рода. Она поменяет графский титул на баронский, а Дитрих в качестве владельца равенсбергских поместий будет играть более выдающуюся роль, чем Бертольд. Во всей этой истории я не вижу ничего невероятного.

Зигварту, по-видимому, наскучил этот разговор. Он вдруг встал и коротко сказал:

– Пойдемте к детям, дядя Гофштетер!

Последний с готовностью согласился.

– Вам придется волей-неволей привыкнуть к этому, – насмешливо проговорил он, идя рядом с Зигвартом. – У нас все вращается около графини, когда она здесь, у них нет других интересов и других разговоров. Она здесь всем распоряжается.

– И кончит тем, что остановит свой выбор на счастливом рыцаре, который торопится ковать железо, пока горячо. Его спекуляция удастся ему.

– Может быть. Вот и вы, Герман, избегаете ее. Я это отлично заметил, и мне кажется, что она гневается на вас за это. Мы с вами не позволим собой командовать. Мы мужчины и не способны гнуть шею, но ведь нас только двое и есть.

Герман не ответил, потому что дети полностью завладели его вниманием.

Между тем по лесной дорожке, проложенной к ферме из участка, купленного Морлендом для охоты, ехали верхом графиня Алиса со своим спутником. Великолепные верховые лошади тихо шагали, а на некотором расстоянии за ними следовали берейтор и негр с трофеями. Залек очень выигрывал на лошади. Он был смелым наездником и явно наслаждался, сидя на благородном животном, повиновавшемся малейшему движению повода. Он говорил о своих семейных обстоятельствах с такой откровенностью, которая казалась несколько удивительной при его обычной замкнутости.

– Да, моему брату тоже выпала нелегкая доля. Он не мог удержать за собой родовое имение и не имел права продать его, оно было майоратом и потому было отдано под опеку. Ему предоставили право жительства в Роткирхене и назначили небольшую пожизненную ренту, которой едва хватает ему и его семье на самое необходимое. Он сидит в имении, где был прежде полновластным господином, смотрит, как хозяйничает управляющий, ставленник его кредиторов, и молчит. Его сын получит когда-нибудь майорат, но сам он вряд ли доживет до того времени, когда долги будут погашены.

Казалось, Алиса слушала его с некоторым интересом и вдруг спросила:

– Это и вам стоило военной карьеры?

– Конечно! Я полностью зависел от брата, а когда он разорился, то и я вместе с ним вылетел в трубу. Гунтрам оказался счастливее меня, у него нашлись друзья и покровители, и он мог с честью и по своей воле уйти из полка, а меня на это вынудили. Я не мог больше оставаться на родине и отправился на чужбину, «на горе и нищету», как говаривалось в старину, и на себе испытал, что в этих словах есть большая доля правды.

Алиса окинула его пытливым взглядом. Ей, избалованной богатством, была непонятна подобная судьба, но ей нравилось, что Залек не пытался скрывать от нее свое положение, а непринужденно рассказывал о себе как о неудачнике, кем и был на самом деле.

– Вы останетесь у своего друга? – спросила она.

– Нет! Он предложил мне остаться у него под предлогом, что я могу быть ему полезен, но я вижу, что он и Гофштетер отлично справляются с фермой и что третий тут совершенно лишний, а мне не хочется быть этим лишним. Месяца два я еще мог пользоваться гостеприимством моего бывшего товарища, но дальнейшую милостыню не могу принимать от него. Недели через две я куда-нибудь уеду. Я всегда кое-как выпутывался, а если на этот раз не удастся, то, по крайней мере, будет конец. Я привык играть ва-банк [5]и мне решительно все равно, прожить несколькими годами больше или меньше.

– Обратитесь к моему отцу, – быстро прервала его Алиса, – я скажу ему про вас.

– Благодарю вас, графиня, но я прошу не упоминать ему моего имени.

– Я вас не понимаю.

Залек улыбнулся, но в этой улыбке было столько же горечи, сколько и в его словах.

– Вы, может быть, видите в этом глупую спесь нищего? Пусть так. Теперь я такой же гость у Гунтрамов, как и вы. Для вас я пока Дитрих фон Залек. «Милостивое отношение» ко мне мистера Морленда изменит это. Он отец вам, а в отношении вас я хочу чувствовать себя свободным. Моим постоянным девизом было: «Все или ничего». Нечего и говорить, что я всегда наталкивался на «ничего».