Сычев К. В. - Дмитрий Красивый

Князь Василий Романович, брат Дмитрия Брянского, с радостью принял его в своем смядынском тереме-замке.

– Ты здесь достойно отдохнешь, мой родной брат, и побываешь на моей добычливой охоте! – сказал он, целуя и обнимая брянского князя. – Скоро похолодает, и мы сможем ходить за звериными шкурами!

– Я приехал сюда не на отдых и развлечения, – сказал, улыбаясь, князь Дмитрий, – а по серьезному делу! Надо готовить завещание!

– Неужели ты собрался умирать?! – буркнул князь Василий. – К чему такая спешка?

– Умереть можно всегда, – покачал головой брянский князь. – Поэтому надо быть готовым ко всему! Лучше скажи, ты хочешь быть моим наследником?

– Не хочу, – опустил голову князь Василий. – Ни мне, ни моему сыну Ивану не нужен брянский «стол»!

– Почему? – поднял брови брянский князь.

– Хлопот много, а радости мало! – пробормотал князь Василий. – Этот Брянск никому не принес счастья! Да, город большой и богатый! Туда нужен…видный князь! А я – не подойду!

– Что ж, тогда придется завещать мой удел Роману Молодому! – мрачно промолвил князь Дмитрий. – Однако послушай, что говорили на Романовой свадьбе в Козельске…

Князь Василий сидел рядом с братом на мягком татарском диванчике и, слушая, качал головой. – Да, – сказал он, когда его брат замолчал, – я вижу, что наглые литовцы уже похоронили тебя! Ну, если так, я согласен быть твоим наследником! Можешь писать свое завещание!

Две недели пробыл князь Дмитрий у брата и отменно отдохнул, проводя все дни на охоте, а ночи – в жаркой постели. Зная пристрастие брянского князя к красивым женщинам, Василий Романович посылал к нему каждую ночь все новых девиц.

Князь Дмитрий еще бы долго пребывал в гостях у брата, если бы не смоленский посланец, приехавший за ним. – К нам приехали важные литовцы, – сказал тот, – и великий князь зовет тебя на встречу с ними!

Простившись с братом, Дмитрий Романович прибыл в Смоленск и сразу же был препровожден в княжескую думную светлицу. Там уже сидели великий князь в своем большом черном кресле, рядом с ним, по правую руку, смоленский епископ, тоже в кресле, пусть золоченом, но меньшим по размеру, а по левую руку от князя Ивана поставили почти такое же, как у него, кресло для Дмитрия Брянского.

Литовские посланники, одетые в коричневые польские камзолы, сидели на передней скамье и ждали вопросов. Князь Дмитрий глянул на них, но ни одного не узнал. – Видно, новые приближенные князя Ольгерда, – подумал он.

– Мы уже обо всем поговорили, – молвил великий смоленский князь Иван. – Послы утверждают, что Ольгерд Гедиминович расположен к тебе дружески! Они не слышали от него ничего насчет Романа Молодого…Разве не так?

– Так, – сказал на хорошем русском языке старший, седобородый литовец, коротко остриженный, как русский князь. – Наш славный господин никогда не говорил о тебе враждебных слов, князь Дмитрий! Даже наоборот, он всегда хвалил тебя! Что касается Романа Молодого…Я знаю, что он долго жил при дворе нашего господина и воспитывался, как его собственный сын…Ну, а если бы наш великий князь хотел сделать того Романа твоим наследником, он бы спросил твое желание, славный князь!

– А в Козельске случилась нелепость! – поддакнул другой, молодой литовец. – Видимо, гости были изрядно пьяны и наболтали всякой ерунды! Стоит ли всерьез принимать хмельные слова? Ты бы лучше внял совету великого князя Ивана Александрыча и вступил в союз с нашим славным господином!

Князь Дмитрий выслушал эти слова и успокоился. – Что ж, – решил он, – значит, у меня нет врагов в Литве! Тогда поеду домой! – И он уже на следующий день отправился в недалекий путь.

О своей поездке, встречах и разговорах князь подробно рассказал брянским боярам, не утаив ни одного знаменательного слова или события.

Его повествование вызвало у бояр радость и одобрение.

– Это хорошо, что у нас одним врагом меньше! – сказал, первым нарушив тишину, Брежко Стойкович. – Тогда я спокойно умру: нашему Брянску не грозит погибель!

– И теперь мы знаем твоего наследника! – кивнул головой княжеский тиун Супоня Борисович. – Пусть Василий Романыч будет как бы твоим сыном! А в случае беды, его сможет заменить Иван, твой племянник…

– А Романа Молодого не стоит считать обидчиком! – промолвил огнищанин Полель Бермятович, только что вступивший на место умершего боярина Ореха. – Ведь те крамольные слова, как стало ясно, принадлежат не ему, а пьяным литовцам! Пусть же тот юный князь живет себе в покое и здравии!

Князь Симеон готовился к отъезду в Сарай, однако с поездкой все медлил: прошли слухи о движении литовских войск вблизи московских земель.

Осень 1347 года была тревожной. Отовсюду шли вести о вражеских поползновениях. Только недавно в Москве побывали новгородцы, просившие княжеской помощи. – Нам теперь угрожают шведы! – говорили они. – Шведский король Магнус прислал к нам послов, оскорбляя православие и требуя, чтобы мы перешли в их веру!

Симеон был вынужден пообещать им помощь на случай вражеского вторжения, но пока новгородцам приходилось довольствоваться собственными силами.

И татары побывали в этом году на Руси: вторглись в рязанский удел и даже дошли до городка Алексина. Говорили, что татарский отряд возглавлял молодой Темир-мурза. И хотя степные захватчики не особенно преуспели – ни одного города им взять не удалось – тем не менее ущерб, причиненный ими рязанцам и московским окраинам был ощутимым: враги пожгли деревни и села, а множество хлебопашцев, их жен и детей угнали в далекий плен.

– Неужели их посылал сам царь? – думал князь Симеон, восседая в своей думной палате на очередном боярском совете. – А ведь совсем недавно, весной, к нам приезжал царский посланник и ничего не говорил о государевом недовольстве?

В самом деле, ханский мурза Кочка приезжал в Москву в весеннее половодье. Ничего существенного он князю Симеону не поведал, отделавшись лишь сообщением о добром здравии ордынского хана и его желании видеть у себя московского князя. Татарские посланники стали все чаще приезжать в Москву, поскольку их принимали, как дорогих гостей, и одаривали богатыми подарками. Вот и Кочка объявился, скорее всего, «за кормлением». Понимая это, князь Симеон, недолго думая, преподнес ему «предостаточно серебра», а затем с почетом отправил назад.

Тут же вскоре в Москву приехали из Константинополя «митрополитовы люди» с патриаршим благословением на очередной, третий по счету, брак великого князя Симеона с Марией Тверской. Немало пережил великий владимирский и московский князь, прежде чем добился этого разрешения, совершив «превеликий грех».