Сычев К. В. - Роман Молодой

– Великий князь! – громко сказал Роман Михайлович, и его глаза заблестели. – Я не принимал у себя никаких литовцев с того времени, как прибыл в Москву! Это ложь!

– Неужели ты не привечал в своем тереме других моих врагов?! – почти закричал великий князь. – Или будешь и с этим спорить?!

– Буду! – горячо возразил бывший брянский князь. – Никаких твоих врагов не было в моем тереме! Могу поклясться, если надо!

– Не клянись, Роман, не бери тяжкий грех на душу! – усмехнулся Дмитрий Донской. – Неужели ты забыл об Иване Вельяминове? Ты принимал его у себя?

– Вот что я скажу об Иване! – встал со скамьи Роман Молодой. – Он, в самом деле, приходил ко мне в гости! Но не как твой враг! Он изменил тебе в другое время! А зачем он пришел, так это было его дело! Как пришел, так и ушел! Мы только выпили с ним греческого вина…И я не слышал от него ни одного непочтительного слова о наших знатных людях! Он тогда был уважаемым человеком, как сын твоего тысяцкого…Вот почему я принял его, почитая твое имя…

– Неужели там не было непочтительных слов? – насупился великий князь. – И этот смутьян пришел к тебе только для того, чтобы выпить с тобой вина?

– Именно так, великий князь! – кивнул головой Роман Михайлович. – Я сразу же сказал тому несчастному Ивану, что верен тебе, и он, видимо, побоялся говорить крамольные слова…

– Значит, у тебя были какие-то подозрения? – вмешался своим звонким юношеским голосом княжич Василий. – Почему же ты не доложил об этом государю?

– Сомнения были, княжич, – кивнул головой князь Роман, – потому как по всей Москве ходили слухи, что тот Иван недоволен решением великого князя об упразднении должности тысяцкого…Поэтому я и упредил его…А что я мог доложить? Свои подозрения?

– А ты хитер, Роман! – буркнул Дмитрий Иванович. – У тебя на все есть ответ! Однако недавно мы поймали здесь, в Москве, литовца, который приехал к тебе от Витовта с предложением – перейти к нему на службу! Что ты на это скажешь?

– Я целовал тебе крест, великий князь! – покраснел от возмущения Роман Брянский. – Зачем же я буду нарушать свою клятву? Я же обязался служить тебе до самой смерти и знаю, что такое слова чести!

– «Слова чести»! – засмеялся княжич Василий. – Почему же ты тогда такой гордый? Неужели мнишь себя великим князем?!

– Я уже стар, княжич! – сказал в сердцах князь Роман. – И поседел на службе у твоего батюшки! Поэтому считаю, что ты не имеешь права позорить мою княжескую честь! Я не княжеский холоп, а служилый человек! И целовал крест не тебе, а твоему батюшке! Я не приемлю ложь и грубость! Не тебе судить мою гордыню! Моя родословная не хуже твоей ни на каплю!

– Так ты намекаешь на мою бабушку-боярыню?! – вскричал, выпучив от гнева глаза, княжич Василий. – И смеешь оскорблять наш славный род?!

– Успокойся, сынок, – поднял руку Дмитрий Иванович. – В словах князя Романа нет оскорблений! Да, в самом деле, его предки – славные люди. Он ведь – потомок святого Михаила Черниговского! Его род, в самом деле, не хуже нашего…Впрочем, ладно! Я выслушал тебя, Роман, и не увидел твоей вины передо мной! Ты правдив, честен и не зря целовал святой крест! Иди к себе спокойно и по-прежнему добросовестно неси свою полезную нам службу! Да поможет тебе Господь!

Апрель 1389 года был холодным. Снег долго лежал в полях, иногда возвращалась по-настоящему зимняя погода с ледяными ветрами и морозами. Смоленск едва пережил «тяжкое поветрие», охватившее город и его окрестности еще три года тому назад. Вымерла едва ли не половина города. Такова была «кара Господня» за злодеяния, учиненные смоленским войском над своими же соотечественниками во время похода на Мстиславль. Как известно, литовцы поставили тогда на великое смоленское княжение старшего сына убитого под Мстиславлем Святослава Смоленского, Юрия. При этом последний выплатил победителям огромную сумму выкупа за «отеческий стол». Такой его приход к власти не радовал горожан. И сразу же, как только литовское войско удалилось, в городе вспыхнул мятеж. Но князь Юрий беспощадно расправился с зачинщиками, а тут еще случилось и «лихое поветрие», унесшее жизни тысяч горожан. Сам Юрий Святославович засел в своем тереме и скрывался от общения даже со своими боярами, боясь заразиться от них. Порядок в городе был предоставлен «самому Господу», и если бы не смоленский епископ Михаил, обеспечивший силами церкви своевременное погребение умерших, страшная эпидемия погубила бы еще многих людей. Но вот эта напасть миновала, и великий князь Юрий начал устанавливать в городе собственные правила, основанные не на «Правде Ярослава», но его личной воле.

Горожане знали о жестокости, «крутости нрава» нового великого князя. Еще с детства он оставил о себе тяжелые воспоминания: сурово обращался со слугами и даже со своими одногодками-дружинниками, любил жестокие потехи. Бывало, когда он самолично резал скот и наслаждался мучениями животных. Однажды он, будучи еще отроком, услышал, как во дворе слуги забивали свинью. Жирное животное, обладавшее силой дикого вепря, долго сопротивлялось, и княжеские слуги никак не могли его заколоть. Услышав крики несчастной твари и раздраженных слуг, княжич Юрий выбежал во двор и, выхватив у здоровенного забойщика большой длинный нож, устремился к связанной пеньковыми веревками свинье. Он с размаху вонзил железное острие в пространство между передними лапами, уже окровавленное неудачными попытками, но свинья, дико взревев, неожиданно вырвалась и, разорвав путы, побежала по двору, истекая кровью. – Хватайте! Бейте эту бесовку! – орал возбужденный княжич, отняв у одного из слуг медвежью рогатину.

Слуги вновь повалили животное на землю и обвязали ее со всех сторон веревками. А разъяренный княжич с силой вонзал в бока непокорной свиньи тяжелое орудие, каждый раз вызывая сильное истечение крови, и смеялся. Наконец, измученное потерей крови животное затихло и прекратило сопротивляться. Однако когда княжеские слуги стали опаливать свиную тушу, изуродованная скотина, не имевшая уже сил на движения, но все еще живая, неожиданно тихо, но слышимо для окружавших, захрюкала! Даже видавшие виды княжеские слуги прикрыли руками лица: мучить живое существо расценивалось как грех! Но княжич Юрий безудержно хохотал, радуясь случившемуся и пугая их своей безжалостностью.

И в том, бесславном мстиславльском походе, князь Юрий был вдохновителем расправы над мирными сельскими людьми и, несмотря на это, литовцы, знавшие о его жестоком нраве, сохранили за ним наследственный великокняжеский «стол».

Были у него и другие пороки. Он любил «доброе вино» и «красных женок». Ходили слухи, что едва ли не все княжеские «дворовые девки» побывали в его объятиях. Юрий Святославович не гнушался ни ключниц, ни скотниц, ни «холопьих супружниц». И было совершенно невозможно избежать его «любви». Если какая-либо девица приглянулась князю, он сразу же посылал к ней своего верного холопа Силу с требованием «прийти на сеновал, к своему господину». Отказа обычно не было, потому как однажды княжич, совсем еще молоденький, зверски расправился с птичницей Радавой, попытавшейся «сохранить свое девичество» и не придти на известный сеновал.