Сычев К. В. - Роман Молодой

Днем 18 мая в терем к князю Роману пришел его престарелый родственник – московский боярин Иван Родионович Квашня. – Плохо дело, Роман! – сказал он. – Наш великий князь слег и повелел срочно составить «духовную грамоту»!

– Но он уже не первый раз пишет завещание! Это – дело привычное! – возразил Роман Михайлович, усадив грузного, сопевшего от напряжения старика, в соседнее кресло.

– Тогда было другое время, – пробормотал боярин. – А теперь – все иначе! Как бы наш великий князь не помер! Вот он наказал передать великое княжение старшему сыну, Василию, а второму, Юрию – Звенигород со всеми доходами и Галич. Кроме того, он не обделил и остальных. Третьему сыну, Андрею, он завещал Можайск с доходами и Белоозеро с волостями и слободками…Четырехлетний сын Петр получил Дмитров с доходами и Углич с окрестностями. Дмитрий Иваныч позаботился и о великой княгине, обязав сыновей выделять на ее содержание часть своих доходов от полученных уделов. А в самом конце «духовной» он приказал «слушаться во всем» Василия и мать Евдокию…

– А что он выделил сыну Ивану? Ты же ничего о нем не сказал! Иван ведь не самый младший! Ему, пожалуй, лет двенадцать…Неужели он остался без удела? – воскликнул в изумлении Роман Брянский. – Ты забыл о нем, Иван Родионыч?

– Его сын Иван нынче болен! – кивнул головой седовласый боярин. – И князь решил не вносить его в «духовную». Он предложил своему старшему сыну самому выбрать для него удел, а потом, в случае его смерти, передать землю другим братьям или самой княгине, если она переживет Ивана!

– Кто же подписал эту «духовную»? – поднял голову князь Роман. – Кто теперь в его приближенных?

– Все самые знатные бояре принимали участие в обсуждении завещания! – кивнул головой Иван Родионович. – Там была и великая княгиня…Ей весьма тяжело! Она только что родила сына Константина, а тут – умирает ее супруг!

– Да, я слышал об этом, – нахмурился князь Роман. – Говорят, что не прошло и двух дней после родов, как занемог великий князь…Какое жестокое наказание! Пришлось поспешно крестить младенца…Так кто же из бояр, кроме тебя, принял участие в «духовной»?

– Первым подписался князь Дмитрий Михалыч Волынский, за ним – Тимофей Василич Вельяминов, а я уже был третьим…Дальше подошли Федор Андреич Кобыла, молодые братья – Федор Андреич Свибл, Иван Хромой и Александр Остей – а последним был, по-моему, молодой Иван Федорыч Собака!

– Только ты и князь Дмитрий Волынский – мои доброжелатели! – с горечью сказал Роман Михайлович. – Мне не будет жизни при этом Василии! Значит, надо отсюда уходить!

– Зачем, сват? – встревожился Иван Родионович. – Нечего беспокоиться из-за Василия! Он – неплохой молодец, и все наладится! Пусть он властен и вспыльчив…Еще исправится: жизнь заставит! И успокойся! Я не дам тебя в обиду! А сейчас я побегу в терем великого князя: нам предстоит тяжелая ночь! Может, сжалится Господь, и наш славный Дмитрий Иваныч выздоровит…

Всю ночь пролежал князь Роман без сна. Он не захотел даже «красну девицу»! В его голове проносились, одна за другой, невеселые мысли. Измученный тяжелыми переживаниями князь сомкнул веки только к утру. Но едва он погрузился в тяжелый беспокойный сон, как в простенке раздались крики, с улицы донесся шум многих голосов и топот тысяч ног. Наконец, в дверь княжеской спальни постучали, и у порога появился лохматый, плачущий слуга.

Вскочивший с постели князь Роман понял все.

– Не говори ничего, Пучко! – буркнул он. – Я знаю, что умер великий князь!

– Именно так! – прохрипел слуга. – Совсем недавно, в два часа ночи…

Роман Михайлович быстро встал, оделся с помощью слуг, и, не умываясь, не принимая пищи, побежал в великокняжеский терем, располагавшийся неподалеку от его небольшой усадьбы.

В Кремле царила невероятная сумятица. Взад-вперед бегали слуги великого князя, дружинники, вооруженные длинными топорами, суетились попы и монахи. Одни спешили во дворец, другие – из дворца. Князь Роман подбежал к терему великого князя и у его ступенек увидел стоявшего с обнаженным мечом сына Дмитрия. Он нес в этот день охрану Кремля. Худющий, с багровым лицом и текущими по щекам слезами, Дмитрий Романович стоял, как потерянный. Напротив него, у другого края лестницы расположился с бердышом на плече боярин Буян Даркович. Он хранил полное спокойствие, и его лицо совсем не выражало скорби.

– Возьми себя в руки! – крикнул сыну рассерженный князь Роман. – И лучше следи за порядком! Немедленно закройте кремлевские ворота, чтобы сюда не проникли враги! Здесь нечего делать злобной черни! Быстро собери сюда всех моих брянцев! А у входа в терем оставь пока Светолика!

И он побежал вверх по лестнице. В тереме царила относительная тишина. Самые знатные бояре толпились в простенке возле великокняжеской спальни и тихо между собой разговаривали. Неподалеку от них стояли вооруженные стражники, среди которых были брянцы. Они низко поклонились своему князю. Роман Михайлович кивнул им головой и устремился к боярам. Увидев Ивана Родионовича, стоявшего рядом с Дмитрием Волынским, он подозвал его к себе мановением руки. – Здравствуй, сват, – прошептал приблизившийся к князю боярин. – Вот тебе и сбылись мои слова! Нечего горевать! Умирая, великий князь сказал напоследок Василию: – Позаботься, сынок, о Романе Брянском! Дай ему земли…Не жалей! Этот Роман был верен мне до конца, но я его не отблагодарил…Вот Господь и напомнил мне этот грех…Клянись, сынок, что не обидишь славного Романа!

– И он поклялся?! – вскричал, сверкая очами, князь Роман. – Неужели я заслужил такую милость?!

– Не успел, Роман, – кивнул головой боярин Иван Родионович. – Дмитрий Иваныч уже почил…А зачем его клятва, если все слышали слова великого князя?

Зимой 1390 года, перед Великим Заговением, в Москву вернулся митрополит Киприан. Великий князь Василий «с боярами и лучшими воинами» на конях встречали большой поезд святителя на окраине Москвы. Среди встречавших был и князь Роман Михайлович, пристроившийся в самом конце великокняжеской свиты со своими конными брянцами.

Толпы москвичей стояли вдоль киевской дороги. Несмотря на лютый холод, они, кутаясь в бараньи тулупы, упорно ждали торжественной встречи. «Черные люди» с интересом поглядывали на великого князя и его знать, тихо между собой разговаривая, однако эти негромкие «толки» собравшихся со всего удела людей превращались в нудное, неприятное жужжание. Князь Роман Михайлович, одетый в кунью шубу, и его бояре, носившие медвежьи полушубки, смотрелись на общем фоне великокняжеской свиты, как белые вороны. Сам великий князь Василий Дмитриевич был одет в изящный овчинный тулуп, выкрашенный темно-коричневой краской, с золочеными пуговицами, темно-синие штаны и в ярко-красные длинные «козловые» сапоги. Его голову увенчивала теплая, красного цвета, шапка, обшитая по краю мехом черной куницы. На его боярах и дружинниках были такого же цвета тулупы, штаны, но сапоги имели темно-коричневый цвет. Шапки у бояр были высокие, «новгородские», сшитые из бобровых шкур. Воины, окружавшие великого князя и его бояр – их было всего два десятка – носили поверх теплых тулупов железные доспехи – кольчуги, панцири из цельного железного листа или из многих пластин, а на их головах возвышались высокие железные шлемы – «шишаки».