Маргарет Лерой - Жена солдата

— Перестань, мне больно, — говорит она.

Она пытается вырваться, но я крепко держу ладонь у ее лица.

Кирилл продолжает идти под яблонями, не оглядываясь.

Капитан поднимает пистолет. Выстрел. Меня сотрясает этот звук. Кирилл падает. Он не вздрагивает, не спотыкается — он просто падает, как плод с дерева. Скорость, с которой все случилось, отсутствие сопротивления доказывают весь цинизм происходящего. Я вижу, где лежит тело Кирилла, такое неподвижное среди высокой колышущейся травы, как будто там бросили кучу одежды.

Капитан опускает пистолет и возвращается к нам. У него такой небрежный вид, словно для него это пустяк. Я вспоминаю, как однажды Гюнтер сказал: «Спустя какое-то время, убить очень легко». Вдруг слышу дрозда на груше: он, должно быть, пел все время. Но мне кажется, что все произошло в абсолютной тишине.

Рядом рыдает Эвелин, ее лицо залито слезами.

— О Боже, Боже, Боже…

Она пытается встать. Я кладу ладони ей на плечи.

— Эвелин, ты должна оставаться здесь.

— Но это Юджин. Они застрелили Юджина. — Она поднимает руку и вцепляется в мою ладонь. — Ты должна позволить мне пойти к нему, должна…

Я стараюсь заставить ее опуститься обратно на стул.

— Это не имеет отношения к Юджину, — говорю я. — Юджина здесь нет.

— Мой мальчик. Мой дорогой мальчик. — Слезы капают, оставляя на ее лице блестящие дорожки. Она слабо ударяет меня. — Ты должна отпустить меня к нему, Вивьен.

— Это не Юджин.

— Конечно, это Юджин. Я узнаю эту его рубашку где угодно.

Обнимаю ее одной рукой и молюсь, чтобы капитан не слышал.

Капитан убирает пистолет в кобуру, снимает очки и вытирает лицо рукавом: он плотный мужчина, и все усилия заставили его попотеть. Без очков его глаза кажутся слишком маленькими, как крохотные бледные камушки.

Слышу, как на кухне бьют часы. Время службы. В Сент-Питер-Порте опоздавшие торопливо рассаживаются на свои места. Бланш уже приготовилась, ее молитвенник открыт на покаянии: «Всемогущий и милосердный Отче, мы согрешили и уклонились от путей Твоих, подобно заблудшей овце…» Скоро пастор и певчие проследуют по нефу. Я думаю, цепляюсь за эти мысли.

Капитан надевает очки, достает сигарету, прикуривает. Его светлые глаза прикованы к моему лицу. У него странная манера курить: прикрывая сигарету согнутой ладонью. Он глубоко, задумчиво затягивается. Он никуда не торопится.

— Когда этот мерзавец пересек дорогу позади нас, — начинает капитан, — думаю, он вышел через заднюю дверь вашего дома, миссис де ла Маре.

— Он не мог, — говорю я. — Не мог. Зачем ему это?

— Возможно, вы мне расскажете.

— Я тут ни при чем. Я никогда его не видела.

Капитан подходит к двери дома и выкрикивает имя. Один из солдат выходит наружу. Капитан коротко говорит с ним на немецком. Солдат идет через дорогу в сад. Я продолжаю прижимать к себе Милли, стараясь не дать ей увидеть. Но она не хочет, чтобы ее держали, она колотит меня кулачками, отталкивая меня прочь.

Солдат берет Кирилла за ноги и тащит его по высокой траве, так легко, без усилий, как будто тело Кирилла ничего не весит. Мне невыносимо смотреть на это, но я заставляю себя. Я чувствую, что должна Кириллу хотя бы это, — смотреть. Думаю о том, что его тело намокнет от росы, и это меня беспокоит, словно влага может ему навредить.

Солдаты закидывают тело в кузов грузовика. Собираются ли они отвезти его на вершину утеса и сбросить в море, как тех несчастных, чьи тела гниют в гавани Олдерни?

И тут на меня наваливается осознание того, что совершил Кирилл. При мысли об этом комок застывает в горле. Он поступил так, чтобы уберечь нас. Он знал, что умрет; знал, что каждый шаг приближает его к смерти, что его увидят, что ему не спастись.

Пока он оставался в доме, у него была надежда: его могли не найти, а найдя, могли забрать в лагерь. Крохотный проблеск надежды оставался: они непредсказуемы и могли поступить, как угодно.

Но он знал, что будет с нами, со мной и моими дочерьми, если его найдут у нас в доме. И он не мог позволить этому случиться. Он не смог умереть, чтобы спасти свою жену, но меня и моих детей он спас. Он отдал свою жизнь ради нас.

Я думаю о том, как он спускался по лестнице, переходил дорогу. Он уже знал. Он уже сделал выбор.

Из дома выходит еще один солдат ОТ. Он обращается к капитану, и, пока они разговаривают, капитан не сводит с меня глаз. Они тихо говорят на немецком, но я представляю, о чем.

— Миссис де ла Маре. — Капитан печально качает головой, словно сожалея о человеческой слабости. — Мы нашли скрытую комнату в задней части вашего дома, наверху.

— Да.

— В этой комнате находится кровать, остатки пищи, которую недавно ели. Можно подумать, что вы прятали там кого-то.

Его тон почти сочувствующий.

— У меня маленькая дочка, — говорю я и беру Милли за руку. — Она любит играть в домик в той комнате.

Он, наверное, увидит, как под моей блузкой колотится сердце, как от его ударов шевелится ткань.

— И, похоже, пожилая леди знала мерзавца.

— Моя свекровь тоскует по сыну. Он в армии. Иногда ей кажется, что она видит его там, где его нет, — отвечаю я.

Капитан обдумывает мои слова.

— На нем была новая одежда, — говорит капитан.

— Может, он ее украл. Откуда мне знать, где он ее взял?

Капитан молчит, прикрывая ладонью сигарету.

— Также я заметил, что вы были очень расстроены.

Он оценивающе смотрит на меня.

Я стараюсь стоять спокойно. Думаю о Бланш, о службе, заставляю себя думать о молитвах, снова и снова читаю их про себя. «Поспеши, Боже, избавить меня. Поспеши, Господи, на помощь мне…» Цепляюсь за слова, они, как куски дерева в штормовом море, не дают мне пойти ко дну.

— Вы были очень расстроены, когда мы застрелили подлеца, — повторяет капитан. — Я задаюсь вопросом: почему?

— Это от потрясения, — отвечаю я.

— Мы на войне, миссис де ла Маре, — говорит он скучающим тоном. — Такое случается.

— Он был беспомощен. — Мой голос тонкий, как звук свирели, унесенный ветром. — Он не мог защититься. Вы не должны были убивать его.

Капитан пожимает плечами.

— Мерзавец сбежал из лагеря. От него не было пользы. Все они недочеловеки. Не такие, как вы или я. Вы не должны беспокоиться о них.

Это слишком похоже на то, что однажды сказал Гюнтер: «Ты не должна об этом думать. Постарайся не зацикливаться на этом».

Капитан продолжает курить, его глаза осматривают меня: он размышляет, что делать дальше. Словно чей-то кулак сжимает мое горло, когда я вижу, куда направлен его взгляд.

- Итак, девочка, как тебя зовут?

— Милли де ла Маре.

— Подойди сюда, Милли де ла Маре.

Капитан произносит ее имя, тщательно выговаривая каждый слог.

Он показывает, чтобы Милли вышла вперед, откуда она не сможет видеть мое лицо. Прежде чем пойти, она вопросительно смотрит на меня. Я киваю. Милли делает шаг к капитану.