Жаклин Монсиньи - Флорис. Флорис, любовь моя

Ромодановский беспрепятственно вернулся в свой дворец на Васильевском острове — и каждый день присылал верного человека с утешительными новостями. В соборе никто не заметил подмены. Сергей, молочный брат князя, немедленно уехал в загородное поместье князя. Ромодановского призвала императрица, которая, обезумев от ярости, отдавала самые противоречивые распоряжения, чтобы найти беглецов. Меншиков молчал, но повязка на голове и мрачность на лице говорили без слов о его полном фиаско. Одного лишь Бутурлина признали сообщником пленников, и за поимку его была назначена награда, как, впрочем, и за Флориса с Максимильеной. Повсюду рыскали патрули, но возвращались с пустыми руками.

Для беглецов дни тянулись медленно. Бездействие тяготило их, Флорису с Адрианом очень хотелось побегать по улицам, но это было слишком опасно. Ромодановский не появлялся в кабаке, опасаясь слежки, — тем не менее, это не мешало ему готовиться к путешествию. Сначала он надеялся переправить их во Францию на корабле, но порт по-прежнему охранялся, и от этой мысли пришлось отказаться. К Марине-Хромуше доставили провизию и разобранные сани — Федор с Бутурлиным быстро сколотили их вновь. Почти все было уже готово к бегству, когда однажды ночью Хромуша привела с собой кузнеца-финна.

— Этого малого зовут Эрик, он мой двоюродный брат, и я в нем уверена, — объявила она, смеясь.

Давно уже следовало заняться цепями, поскольку у Максимильены и Флориса руки были стерты до крови. Кузнец хотел начать с мальчиков, поразивших его юностью и красотой. Но дети горделиво вскинули голову.

— Нет, нет! Мы мужчины, сначала освободите женщин.

Растроганная Максимильена горестно вздохнула:

— Флорис, мой маленький принц… Адриан, наследник графства Вильнев… Боже мой, как я виновата перед ними! Мне нужно увезти их во Францию, но увидим ли мы когда-нибудь Мортфонтен? Пьер, любовь моя, защити нас из рая, укрой своей великой тенью!

Безлунной ночью, ровно через месяц после смерти царя, беглецы покинули Петербург вместе с Ромодановским.

— Это безумие, Ромо, — сказала ему встревоженная Максимильена, — императрица обнаружит ваше отсутствие, и месть не заставит себя ждать.

— Максимильена, я не оставлю вас до тех пор, пока вы с сыновьями не будете в безопасности.

Ромо выбрал сибирские сани, как самые быстрые; в каждую повозку впрягли четырех лошадей. Князь обзавелся пропусками, которые изготовил поп, — выяснилось, что, помимо прочих своих достоинств, старик умел прекрасно подделывать любые бумаги. Они были выписаны на имя графа Черковского, двух его дочерей, секретаря Михаила Иванова и слуг. Флориса с Адрианом нарядили в платьица, что весьма сильно их расстроило. Напрасно Максимильена втолковывала им, что ей самой тоже придется сменить свою одежду на мужскую — мальчики продолжали негодовать. Девчонки! Какое падение!

Ромодановский надеялся, что исчезновение его будет замечено не сразу и что императрице понадобится несколько дней, чтобы связать это событие с бегством пленников. Каждый выигранный час приближал их к спасению.

Федор, Грегуар и Марина-Хромуша заняли места в первых санях. Кабатчица в последний момент решила не расставаться с Флорисом, которого страстно полюбила. Оставив свое заведение Эрику, она заявила Максимильене, что хочет, наконец, увидеть родную Украину. Во вторые сани сели князь, Максимильена и мальчики, по-прежнему недовольные и надутые. В третьих, на козлах которых сидел Бутурлин, ехали Элиза, Мартина и Блезуа. Ромодановскому хотелось взять четыре упряжки, но для управления сибирскими санями требовалась железная рука — лишь сам князь, Федор и Бутурлин могли справиться с ними. Был конец февраля: стояли жестокие морозы. В санях никто не разговаривал. Лошади шли ходко и быстро одолели тридцать верст, отделявшие Санкт-Петербург от Царского Села. Максимильена и Ромодановский часто оборачивались назад, страшась увидеть погоню. Но, судя по всему, их бегства никто не заметил.

Перед воротами Царского Села князь послал Федора на разведку, а сани с беглецами укрылись в лесу. Деревня принадлежала Меншикову, построившему здесь дворец. Все выглядело безмятежным в этом поселении, стоявшем на холме. Дворец казался пустынным; ни в одном окне не горел свет. За деревней, почти у самой дороги, показалась изба. Федор трижды постучал, дверь приоткрылась, и чей-то голос спросил:

— Что надо?

— Украина и Романов! — прошептал Федор.

— Входи!

— Сейчас вернусь, приготовь свежих лошадей.

И Федор отправился за своими спутниками. Нигде не было видно солдат Екатерины, и беглецы вздохнули с облегчением. Если сменные лошади заготовлены везде, то в день можно с легкостью преодолевать расстояние в сто верст. Перед отъездом Максимильена хотела дать хозяину избы пятьдесят рублей, но тот отказался:

— Барыня, я человек гетмана Саратова и верно ему служу. Дозволь только поцеловать руку этому мальчику, да хранит его Господь!

Взволнованная Максимильена кивнула, и мужик встал на колени перед удивленным Флорисом, который, однако, уже научился не теряться при любых обстоятельствах, а потому церемонно протянул свою маленькую ручку, кинув на Адриана победоносный взгляд. Флориса переполняло чувство собственной значимости, потому что он понимал, что все хотят спасти в первую очередь его. Это было приятно сознавать — право, ему это начинало нравиться, потому что во дворце на Мойке и даже в Дубино жизнь была не такой интересной. Жаль только, что не было Петрушки.

— Как бы мы с ним посмеялись, — вздыхал Флорис.

Однако, усевшись в сани, он почти сразу заснул, обняв брата.

Занимался тусклый рассвет. Максимильена оглянулась, чтобы взглянуть на дворец Меншикова, исчезавший вдали. Его громадный вычурный фасад напоминал своего хозяина, и Максимильена содрогнулась. Князь наклонился к ней:

— Нет, друг мой, забудьте об этом и никогда больше не думайте!

— Вы правы, Ромо, теперь я должна смотреть только в будущее, ради моих сыновей.

Когда стало совсем светло, лошади понеслись вскачь. Мороз крепчал с каждой секундой, что было редкостью даже для этих мест. Ромодановский поднял откидной верх саней, но, несмотря на меховую одежду и плащи из оленьей кожи, хорошо защищавшие от холода, беглецы начали дрожать. Максимильена побледнела. У князя сжалось сердце. Молодая женщина и ее дети привыкли путешествовать в теплых берлинах. Максимильена сказала, стуча зубами:

— Ромо, я впервые вижу, чтобы холодало так быстро.

— Это похоже на сибирские степи, Максимильена. Там порой кажется, будто замерзает сердце.

Бока и спины лошадей покрылись ледяной коркой. Пар из ноздрей инеем оседал у них на корде. С неба замертво падали птицы. Вдалеке выли волки, обезумевшие от голода. Флорис с Адрианом уткнулись в меховые воротники так, что только носы торчали. Князь потянулся за фляжкой, чтобы дать им немного водки, но убедился, что жидкость замерзла. У всех путников ноги одеревенели от холода. Слова, казалось, превращались в лед на замерзших губах, которые уже не могли шевелиться. Максимильене все же удалось выдохнуть: