Жаклин Монсиньи - Флорис. Флорис, любовь моя

Максимильена по-прежнему стояла у своего окна, но уже вместе с Флорисом и Адрианом, которые перебрались к матери. Она крикнула:

— Мы погибли! Ромодановский, не забудьте о своем обещании!

Нападавшие подходили все ближе к полыхавшей избе. Предатель Арашев, извиваясь на полу, вопил во все горло:

— Не оставляйте меня здесь! Я сгорю заживо! Спасите!

Ромо обернулся и сказал:

— Что б ты сдох в пламени, подлый изменник! И знай, это лишь преддверие ада, который ожидает тебя!

Толстый капитан орал своим новгородцам:

— Вытащите их оттуда, я хочу взять их живыми!

В избе царило смятение. Женщины закрыли юбками голову, чтобы защититься от невыносимого жара. Князь мрачно зарядил свои пистолеты и направился к Максимильене. Флорис и Адриан смотрели на него, ничего не понимая. Князь, рыдая, произнес:

— Простите… простите… Я не смог вас уберечь!

Федор, взревев от бессильной ярости, ринулся из избы. Солдаты попятились в ужасе при виде одноглазого богатыря, чья сабля со свистом рассекала воздух. Максимильена прижала к себе сыновей, шепнув им:

— Сейчас мы умрем. Молитесь, дети.

Она встала на колени и опустила голову, готовясь принять смерть. Ромо, зарыдав еще громче, поднял руку с пистолетом. Он уже собирался нажать на курок, как вдруг снаружи раздался устрашающий военный клич.

Апокалипсический грохот копыт заглушил треск горящих бревен. Пронзительно зазвенели трубы — то был хорошо знакомый беглецам сигнал к атаке. Ромодановский, опустив руку, с криком бросился за дверь. За ним бежала Марина-Хромуша, узнавшая ужасный клич. Максимильена же словно оцепенела. Адриан с Флорисом, видя, что балки вот-вот рухнут, повлекли мать за собой. Грегуар тащил Элизу, а Блезуа нес на руках Мартину, почти задохнувшуюся в дыму. Они устремились к выходу, даже не зная, какая новая опасность их ждет. Предателю Арашеву также удалось выползти наружу. Едва он выбрался из избы, как стены обрушились с адским грохотом.

Вокруг уже кипело сражение. Нападавшие сами теперь оказались в окружении. Солдаты новгородского капитана пытались бежать. Федор, нацепив шапку на острие сабли, ответил всадникам их боевым кличем. А те, размахивая арканами, преследовали солдат императрицы. Толстый капитан, с трудом вскарабкавшись в седло, ускакал. Ромо, смеясь, схватил Флориса и подбросил его в воздух.

— Казаки! — закричал он. — Мы спасены благодаря тебе!

Флорис чувствовал запах пороха и победы. Адриан вопил, обнимая Максимильену:

— Мы спасены, мамушка! Спасены! Ты слышишь? Казаки, казаки!

А Максимильена думала: «Они все сошли с ума».

Она ничего не понимала в происходящем. Вдруг перед ней возник какой-то человек и с низким поклоном произнес:

— Приветствую тебя, Летняя Улыбка.

Ли Кан Юн — а это был именно он — спокойно стоял перед Максимильеной, как будто ненадолго отлучился. Флорис и Адриан бросились ему на шею. Федор и все прочие окружили его с восторженными кликами, которые он принимал со скромной улыбкой. Появился отряд всадников. Поле сражения уже очистилось от врагов. Гетман Саратов с достоинством спешился и, не обращая ни на кого внимания, подошел прямо к Флорису.

— Ты знаешь, кто я такой?

— Да, — ответил Флорис, — вы мой крестный, гетман Саратов, и я знал, что вы придете к нам на помощь.

Свирепый гетман наклонился и положил руку на темные кудри мальчика.

— Я сразу узнал тебя, Флорис, ты достойный крестник Украины.

Лишь после этого гетман соизволил повернуться к Ромо.

— Князь, отныне мы друзья навеки, ибо ты спас их.

Взволнованный Ромодановский поклонился в ответ на эти слова. Он знал, что гетман редко кого дарил своей дружбой.

— Благородная дама, — произнес гетман, поворачиваясь к Максимильене, — теперь ты под моей защитой. На рассвете мы выступаем на Украину.

Ли Кан Юн покинул Петербург, когда царь умирал. Поэтому ему удалось опередить гонцов императрицы. Не сходя с коня ни днем, ни ночью, неутомимый китаец почти не спал и не ел. За восемнадцать суток он преодолел примерно двести тысяч верст, отделяющих лагерь гетмана от Санкт-Петербурга. Казакам пришлось снять его с лошади и на руках отнести к палатке гетмана, потому что идти он уже не мог. Узнав, какой опасности подвергается крестник, гетман впал в страшную ярость. Он поклялся защищать сына своего друга Петра Великого, а для казачьего атамана клятва священна. Пятьсот казаков немедленно отправились в поход на маленьких степных лошадках, способных, как и их всадники, скакать без передышки в течение долгих часов, легко переносить холод и оставаться без пищи несколько дней подряд.

Прочим войскам гетман приказал двигаться из Украины на Москву. Мужики при виде этих всадников Апокалипсиса осеняли себя крестом, ибо казаки всегда внушали им страх и уважение. Сам же гетман решил явиться ко двору, дабы вынудить царицу освободить пленников, угрожая ей восстанием Дона и Украины.

Во главе своих пятисот человек гетман мчался к Санкт-Петербургу; когда же показалась Тверь, они услышали мушкетные выстрелы и увидели зарево пожара. Гетман знал, что на окраине города держит сменных лошадей один из его людей, а потому приказал атаковать. Казаки пришпорили усталых коней, и появление этих всадников с ужасным военным кличем на устах вселило ужас в сердца солдат императрицы — они обратились в бегство, даже не пытаясь оказать сопротивление. Гетман решил, что войско его нуждается в отдыхе, и приказал разбить лагерь. Мгновенно поставили палатки; несчастные беглецы занялись своими ранами и ожогами, гетман же стал составлять послание к императрице. Пером вооружился Ромо, поскольку гетман за всю свою жизнь так и не выучился писать.

«Царица, — диктовал Саратов, — по твоему приказу моего дорогого крестника и его родных бросили в тюрьму, а затем их начали преследовать твои солдаты, и они подверглись нападению. Наш владыка Петр Великий оказал мне честь, назвав меня своим другом. Он доверил мне защиту тех, кто был дорог его сердцу. Казаки мои подошли к Москве. Если ты бросишь против нас свои войска, то поднимутся Украина и Дон, а также люди моего брата, казачьего атамана Сибири. Я приказал захватить князя Ромодановского, и теперь он наш заложник. Уверен, царица, что ты понимаешь, как важно сохранить мир в нашем государстве. Такова воля Господа нашего Иисуса Христа и великого царя Петра. Кланяюсь тебе. Гетман Саратов».

Ромодановский от души расхохотался.

— Клянусь святым Андреем, гетман, в хитрости ты не уступишь лисице! Для Екатерины я твой пленник… Прекрасно придумано.

Гетман самодовольно улыбнулся.

— А это значит, что ты, князь, сможешь вернуться в Петербург, когда захочешь, даже если эта польская сука не поверит ни единому моему слову. Доказательств против тебя у нее не будет, а мстить она не посмеет.