Жаклин Монсиньи - Флорис. Флорис, любовь моя

— Клянусь Господом, гетман, выпьем за жизнь!

И эти железные люди осушили по чарке водки.

Сибирские сани беглецов сгорели во время пожара. Гетман послал дюжину казаков на поиски каких-нибудь повозок для тех, кого взял под свое покровительство. Люди его вернулись очень быстро, пригнав с собой две тройки. Тройки гораздо удобнее сибирских саней, но не так быстры, поскольку в них впрягают не четырех, а трех лошадей: одного коренного и двух пристяжных.

Над горящими обломками избы занимался рассвет. Максимильена, почти не сомкнувшая глаз, встала на колени перед пепелищем вместе с Адрианом и Флорисом, которых разбудила ради этого. Ромодановский держался немного в стороне.

— Помните, — сказала Максимильена, — что здесь погиб капитан Бутурлин, благородный человек, отдавший жизнь, чтобы спасти нас, дети. Не забывайте его в своих молитвах.

Ромодановский склонил голову.

— Поднимитесь с колен, Максимильена. Бедняга Бутурлин умер счастливым: некогда он совершил бесчестный поступок, но я избавил его от позора. Он хотел искупить свою вину и погиб, как герой.

Флорис и Адриан с трудом сдерживали слезы. До сих пор битвы приводили их в восторг, однако теперь они поняли, что в бою теряешь друзей. Гетман Саратов, наблюдавший за этой сценой, подъехал ближе, поднял Флориса и посадил на круп своей лошади, объявив громовым голосом:

— Лучше умереть героем, чем жить в позоре!

И его синие глаза вспыхнули при взгляде на дерево, к которому привязали предателя Арашева с женой. Оба находились в плачевном состоянии, поскольку сам изменник был ранен Бутурлиным в плечо, женщина же дрожала от холода и страха. Гетман дал знак своим людям.

— Привяжите их к седлу. Они умрут на Украине.

Утром маленькое войско гетмана выступило в обратный путь. Флорису с Адрианом дали молодых коней, таких же горячих, как они сами. Гетман Саратов, у которого не было сыновей, с гордостью смотрел, как гарцует на лошади Флорис. Федор и Ли Кан верхом сопровождали своих маленьких господ. Друзья были счастливы увидеться вновь, но по природной гордости не признавались в этом — впрочем, они превосходно понимали друг друга без слов. Элизу же настолько взволновала встреча, что она упала на грудь Ли Кану, а тот с присущей ему церемонной вежливостью сказал:

— Мне кажется, Здравая Мудрость, что ты немного обгорела, равно как и Почтенная Осмотрительность. У меня есть чудодейственная мазь для вас — как раз на такой случай.

Что касается Мартины и Блезуа, то они еще не пришли в себя после окончания битвы. Ли Кан молча смотрел, как двое казаков укладывают их в тройку, а затем сказал, повернувшись к Федору:

— Я думаю, Острый Клинок, что наши друзья будут спать до самой Украины… Если, конечно, Будда позволит нам вернуться туда.

В этот момент к тройке Максимильены подошла Марина-Хромуша в окружении целой толпы новоявленных двоюродных братьев. Ли Кан тихо спросил Федора:

— Острый Клинок, эта женщина… Огненная Водка… кто она?

Федор лаконично ответил:

— Это моя двоюродная сестра.

Понадобилось целых два дня, чтобы добраться от Твери до Москвы. Накануне к воротам города подошла двадцатитысячная армия казаков. Они расположились лагерем под стенами. В Москве воцарилась паника. Что нужно этим казакам? Укрывшись за Садовым кольцом — городскими укреплениями, состоящими из глубокого рва, забора из кольев и деревянных башен, жители следили за всеми перемещениями казаков. Москвичи остро чувствовали свою заброшенность и беззащитность, поскольку князья и бояре находились при дворе в Санкт-Петербурге.

Гетман со своим эскортом присоединился к основному войску, спокойно стоявшему лагерем перед воротами. Максимильена взглянула в последний раз на юго-восточную часть города, отыскав взглядом свою милую слободу. Сердце ее разрывалось от муки — ей хотелось хоть раз побывать в доме из розовых кирпичей. Она прижала к себе сыновей.

— Флорис, Адриан, это Москва, священная Москва! Посмотрите на нее хорошенько!

Флорис остро ощущал горе матери и понимал, что причиной тому смерть Петрушки.

— Но, мамушка, — сказал он, — мы обязательно вернемся в Россию, правда, Адриан?

— Да, мама, это для нас родная страна, как и Франция. Когда мы вырастем, непременно вернемся сюда.

На следующее утро ошеломленные горожане увидели, что казаки ночью снялись и ушли так же незаметно, как и появились. Екатерина незадолго до этого получила письмо гетмана Саратова и, читая его, позеленела от ярости.

— Александр, — завопила она, обращаясь к Меншикову, — пошли в погоню за ними армию, мы объявим Украине войну и поставим ее на колени. Я прикажу срыть до основания их дома, не пощажу даже женщин и детей! Но прежде всего пусть отрубят голову посланнику! — добавила она, брызгая слюной от бешенства.

Меншиков увлек ее в угол, подальше от придворных. После ночной сцены в крепости что-то в нем надломилось, и он уже не был прежним Меншиковым. Странное дело, в глубине души он радовался, что не обесчестил Максимильену и она ускользнула от него.

— Екатерина, ты выставляешь себя на посмешище. Выслушай меня, — проговорил он поспешно, поскольку она собралась прервать его. — Ты захватила власть незаконно и сама знаешь об этом. Если начнется восстание казаков, князья могут не поддержать тебя. Отрешись от личной вражды, забудь о мести, сделай так, чтобы гетман Саратов вернулся на Украину. Более того, напиши ему очень любезное письмо.

Екатерина напыжилась, не желая отступать, но Ментиков посмотрел на нее властно, и она сдалась. Весь двор наблюдал за этой сценой.

— Да, да, напиши любезное письмо и попроси отпустить князя Ромодановского в знак примирения, в награду за твою сговорчивость.

— Если этот изменник осмелится вернуться, я отрублю ему голову.

— Напрасно. Я терпеть его не могу, но не забывай, что он был другом царя. Если ты прикажешь его убить, знать поднимется против тебя.

Говоря это, Меншиков сам поражался своим словам. Впервые в жизни ему хотелось совершить благое дело. В ушах его звучал мелодичный голос: «Я люблю вас, Александр».

Так сказала ему Максимильена в крепости. Он не сердился на нее за обман.

Князь вздохнул. Максимильена не поняла, что лишь ее одну он мог бы полюбить. Екатерина глядела на него с удивлением, гадая, о чем он так глубоко задумался. Впрочем, Меншикову удалось ее успокоить, хотя она и не преминула заметить, словно бы прочитав его мысли:

— Тебе всегда нравилась эта мерзавка.

Меншиков вздрогнул, однако ответил спокойно:

— Ты заблуждаешься, меня интересуют только политические соображения, и я хочу помочь тебе. Последуй моему совету, будь ласкова с гетманом.

И Екатерина покорилась. Она отправила гетману следующее послание: