Энн Жирар - Мадам Пикассо

Мадо смерила ее гневным взглядом, но не стала возражать, так как обе знали, что она права. Сильветта обняла Еву и улыбнулась, чтобы ободрить ее.

– Давай, развлекись как следует. Номер продолжается недолго; покажи себя во всей красе. А мы на тебя посмотрим.

Пока Ева готовилась к выходу на сцену, она испытывала радостное возбуждение, напоминавшее тот момент, когда она вошла в поезд подземки, уносивший ее из Венсенна в Париж. Это был такой же пугающий восторг перед неведомым миром. У нее покалывало кончики пальцев, и она нервно разминала их, когда начала мысленно повторять простую последовательность движений. Действительно, это было похоже на безумие, но разве не в этом заключается суть молодости и жизни в Городе Света?

Она отвела в сторону уголок тяжелого бахромчатого занавеса и выглянула в зал. Когда оркестр заиграл вступление к номеру гейши, у Евы задрожали колени, а сердце подпрыгнуло вверх. Он был там. Пикассо восседал за своим обычным столиком перед сценой, окруженный друзьями. Лишь секунду спустя она поняла, что Фернанды Оливье рядом с ним нет.

Часом раньше Фернанда стояла возле сводчатой арки, ведущей в спальню, на бульваре Клиши. Огромная латунная кровать была центром притяжения в комнате с экстравагантной и чувственной обстановкой и видом на собор Сакре-Кер из высокого окна. Здесь были тяжелые портьеры с кистями и предметы обстановки, которые много значили для них обоих. Фернанда расставила в спальне все сувениры, накопленные за пять лет их совместной жизни, – дешевые безделушки, которые она не хотела показывать своим новым модным знакомым, но держала при себе, потому что они несли отпечаток прошлых лет, прожитых в бедности.

Коллекция ракушек, собранных во время поездки на море, соседствовала с куском угля, который она сберегла с давней зимы, когда пользовалась своими женскими чарами ради того, чтобы получить ящик топлива для печи. Фернанда до сих пор особенно гордилась этой своей способностью.

Сейчас Фернанда опиралась на дверной косяк и наблюдала, как одевается Пикассо. Она держала в руке полупустой бокал с виски, но даже спиртное не могло помочь избавиться от неприятных ощущений, сопровождавших развитие их отношений.

После того как Аполлинер упомянул его имя на допросе, Пикассо доставили во Дворец правосудия, допросили в полиции, привели к мировому судье и через несколько часов освободили. Фернанда знала, что он глубоко переживает это потрясение. Здесь, во Франции, его до сих пор считали иностранцем. Он всегда подвергался риску депортации. Горький осадок лишь усилил напряжение, накопившееся между ними.

Она физически ощущала его гнев и раздражение в тот день, когда забрала его из полицейского участка. Когда все закончилось, они едва могли смотреть друг на друга. Казалось, что последние события слишком близко подвели их к опасной черте.

– Разве мне нельзя пойти с тобой сегодня вечером? – поинтересовалась Фернанда, когда Пабло надел новую белую рубашку и начал застегивать пуговицы.

– Я знаю, что ты не любишь бывать в «Мулен Руж». Кроме того, я собираюсь встретиться с друзьями, и мы будем говорить по-испански, – он поднял голову и посмотрел на нее. – Лучше бы ты так много не пила.

– Лучше бы ты так много не курил.

Фернанда смотрела, как он причесывает волосы черепаховым гребнем.

– Для чего вообще ты туда ходишь?

– Мне нравится музыка.

– А танцовщицы?

– Они не в твоем вкусе. К тому же там нет юных немецких мальчиков.

Фернанда понимала, что Пикассо умышленно хочет задеть ее, и стрела попала в цель. Она испытала горечь поражения. Когда-то они были равны на поле боя, но с тех пор прошла целая вечность. Теперь он был богат и почти знаменит. Слишком многое изменилось в их отношениях за последние пять лет.

Пикассо расправил воротник, кипенно-белый на фоне его смуглой кожи. Потом он рассеянно наклонился, чтобы погладить Фрику, лежавшую в дальнем конце кровати. Собака радостно завиляла хвостом в ответ на ласку. «Все эти несчастные животные, – подумала Фернанда. – Шерсть, блохи и постоянный лай». Но она терпела все это ради него.

Он застегнул запонки из испанского серебра, холодно блестевшие в свете заходящего солнца. Пикассо редко носил их, и Фернанде не нравилось, когда он одевался так официально. Она видела, как многие женщины смотрят на него… а он в ответ смотрел на них. Они оба хорошо знали эту игру.

Но то, о чем не знаешь, не может причинить боль.

Она наблюдала, как Пикассо кладет серебряный портсигар и деньги в карман брюк. Он выглядел превосходно. Она не понимала, с какой стати ему захотелось отправиться в это пошлое кабаре после всего, что произошло с «Моной Лизой».

Пикассо был настолько рассержен обвинениями в причастности к делу Аполлинера, что Фернанда была уверена: они больше не будут разговаривать друг с другом. Он не торопился прощать тех, кто по какой-либо причине предавал его. Она и впрямь хватила через край со своим последним любовником. Но, так или иначе, теперь все закончилось.

– Давай пойдем куда-нибудь еще, – предложила она, когда Пикассо взял ключ от дома, лежавший на конторке. – Или останемся дома.

– Я ухожу.

– Без меня?

– Si [36].

– Тогда я тоже куда-нибудь пойду, – Фернанда не смогла удержаться от предостерегающего тона. Оскорбленная гордость – мощное оружие. Фернанда чувствовала себя глубоко уязвленной, и темная сторона ее характера призывала отплатить взаимностью. Пикассо уже давно ускользал от нее, и она понимала, что должна играть на опережение. Когда все началось, они были очень молоды. Никто не беспокоился о плате за жилье или делал вид, что его это не беспокоит. К чему они стремились? К славе? К вечной памяти? Богатство имело свои преимущества хотя бы потому, что оно делало жизнь более предсказуемой. Но теперь казалось, будто мир вокруг нее рушится.

– Как хочешь, – он даже не посмотрел на нее. – Тебе лучше знать, что делать.

– Раньше я знала, что делаешь ты .

– Ты так думаешь? – спросил Пикассо. Он небрежно поцеловал ее в щеку и направился к выходу.

…Через некоторое время Фернанда вышла на улицу. Стоял теплый сентябрьский вечер, на бульваре царило оживление. На перекрестке, под изумрудно-зелеными кронами деревьев, находился роскошный маленький бар «Эрмитаж», озаренный золотыми огоньками свеч и газовых фонарей. Высокие олеандры в горшках стояли по обе стороны от входа. Это было одно из их любимых мест, куда они приходили послушать новую музыку и немного выпить. Здесь Фернанда забывала обо всем, что сопутствовало растущей славе и респектабельности.

Она задержалась у входа, не желая входить внутрь в одиночестве. Вскоре появится кто-нибудь из соседей – мужчина, супружеская чета, это не имело значения, – и предложит ей присоединиться к ним в надежде на то, что ее предполагаемый спутник появится позже. В этот час ожидание никогда не бывало долгим. Она огляделась по сторонам, словно кого-то искала. Внутри было тепло, и музыканты играли очередной вариант популярного «Мемфисского блюза».