Энн Жирар - Мадам Пикассо

– Мадам Пикассо?

Фернанда услышала мужской голос, и чьи-то прохладные пальцы прикоснулись к ее плечу. Она обернулась. Это был настоящий сюрприз, нечто совершенно неожиданное.

– Ах, Маркуссис, – она проворковала прозвище, которое дала этому человеку прошлой весной. Маркуссис, дружок той безыскусной девушки. Милая маленькая белошвейка, которая ей понравилась тогда, теперь получила повышение и стала помощницей костюмера, или что-то в этом роде – так говорила Мистангет. Да, та милашка, которая работала в «Мулен Руж»…

…Пикассо сидел на своем обычном месте вместе с Рамоном Пишо. На столе перед ним стоял нетронутый бокал шампанского и бутылка, лежавшая в ведерке со льдом. Огни рампы соблазнительно померкли, и музыканты стали настраивать инструменты перед представлением. Пикассо обычно не пил шампанское – как правило, оно плохо действовало на его желудок, – но владелец «Мулен Руж» Жозеф Оллер прислал ему впечатляющую бутылку марки «Моэт» и настоял на необходимости отметить его освобождение из полиции.

Никто здесь не понимал его. Несмотря на все успехи, Пикассо до сих пор не добился полного признания у надменных французов, даже среди тех, кто возносил ему хвалы. Он с беспокойством огляделся по сторонам. Многие парижане по-прежнему были готовы возложить на него вину за инцидент с «Моной Лизой». Как приятно думать, что простой испанский художник может оказаться причастным к краже самого знаменитого шедевра на свете!

Оркестр заиграл в полную силу. Рокот барабана, подобный раскатам грома, обещал незабываемое зрелище. Ах, это предвкушение! Да, сейчас оно было так же необходимо для него, как дыхание. Пикассо расслабился и почувствовал себя более уверенно.

Когда он увидел девушку, вышедшую на сцену мелкими, осторожными шажками, восхитительно беззащитную в желтом шелковом кимоно, то сразу же отвлекся от всех мыслей. Это была не Мистангет. Между ними не было ничего общего. Это девушка была необыкновенно миниатюрной и изящной, она изысканно, с гордо вздернутым подбородком, безупречно исполняла движения танца. Руки Пикассо бессильно опустились на колени.

Она повернулась, наклонилась и выпрямилась, двигаясь в такт музыке. Свет рампы, падавший на складки кимоно, заставлял алые манжеты блестеть и переливаться. Она идеально знала процедуру танца. Вот она повернулась, снова наклонилась, и ее голубые глаза ярко вспыхнули. Пьяные мужчины вокруг него зашикали и закричали: «Давайте канкан!»

Матадор, дремавший в душе Пикассо, проснулся к жизни. Его руки сжались в крепкие кулаки, а тело словно окаменело, охваченное странным ощущением. Постепенно это ощущение освободило его от гнева. В бездонных голубых глазах девушки было нечто, мгновенно заставившее его понять: это Ева.

С тех пор как Пикассо последний раз встретился с девушкой в вестибюле отеля, он чувствовал тесную связь с ней. В тот день проявилась какая-то глубокая сторона его истинной натуры, и он искренне старался помочь ей. Что она могла подумать? Пикассо, блестящий молодой художник, уже широко известный в Париже, заманил ее в гостиницу, а до этого оставил книгу возле ее двери, как будто это могло объяснить всю сложность его устремлений и двойственное отношение ко всем, кого он любил или хотел полюбить. Пикассо казалось, что он всегда терял то, что он любил больше всего. Сначала Кончиту. Потом Касагемаса. С тех пор абсолютная любовь была невозможной, даже с Фернандой.

Пикассо откинулся на спинку стула и одним глотком осушил свой бокал. Как ей удалось так мастерски заменить Мистангет? Он был изумлен и заинтригован. Как выяснилось, Ева была гораздо более интересной особой, чем казалось на первый взгляд. Чарующая музыка наполняла помещение. Пока он следил за движениями ее рук под соло на тромбоне, то понял, насколько был ошеломлен собственным возбуждением.

Пикассо потряс головой, чтобы успокоиться, но девушка снова привлекла его внимание. Кимоно на ней казалось еще более экзотичным. Роль, которую она исполняла, была похожа на любовную игру, а ему очень нравились подобные игры.

Жалобные звуки тромбона постепенно затихли, сменившись финальными скрипичными аккордами, мастерскими и точно выверенными, как движения его кисти.

Зал внезапно взорвался аплодисментами. Танец закончился, однако что-то неизведанное явно ждало его впереди. Он думал об этом еще до поездки в Сере, но теперь знал точно. Она была его будущим. Пикассо присоединился к аплодисментам. Ева поклонилась, и уголки ее губ приподнялись в едва заметной торжествующей улыбке. Значит, она рискнула и победила. Как замечательно, что она осмелилась это сделать! На какие новшества он сможет решиться в своей жизни и работе, если она будет рядом с ним?

Пикассо попросил Жозефа Оллера сказать ему, где собираются актеры после представления. Он должен был встретиться с Евой. Он надеялся, что она по-прежнему будет одета в кимоно. В его фантазии сценический образ Евы сливался с ее реальным лицом.

Большая часть актеров, танцовщиц и работников сцены собралась в ресторане «Пальмира», который находился немного дальше по улице. Зал был обставлен красными кожаными банкетками, повсюду висели огромные зеркала, в отражении которых плавали клубы сигаретного дыма. Когда Пикассо и Рамон вошли внутрь, их сразу же окружил шум разговоров, музыки и веселого смеха. «Здесь легко оставаться неузнанным», – подумал Пикассо. По крайней мере, в течение какого-то времени. Впрочем, для его друга это значения не имело.

Ему показалось странным и даже немного подозрительным, что Рамон настоял на желании составить ему компанию сегодня вечером, хотя было известно, что по вечерам он предпочитал оставаться дома вместе с Жерменой. Пикассо догадывался, что Фернанда выбрала Рамона в качестве надсмотрщика, поскольку больше не доверяла своему партнеру. Пабло любил Рамона как брата и понимал, что никогда не сможет отплатить другу за услуги, оказанные в годы бедности и борьбы, и это даже сердило его. После скандала с кражей «Моны Лизы» он еще больше, чем раньше, сомневался в добрых намерениях окружавших его людей.

Они подошли к концу длинной стойки бара, обитой цинком, и Рамон заказал ром. Пока он ожидал заказ, Пикассо услышал от стоявших рядом танцовщиц о том, что в этот вечер в кабаре случилось на самом деле. Все тайно поднимали бокалы в честь Марсель Умбер, которая спасла Мистангет, вконец расстроенную ссорой со своим любовником. Марсель удалось ловко провести мсье Оллера и главную костюмершу, без особой охоты вынужденную признать честолюбивую девушку своей первой помощницей.

В следующий момент появилась Ева вместе с хорошенькой молодой танцовщицей по имени Сильветта. Ее лицо, недавно отмытое от грима, сияло торжеством, и она улыбалась, обмениваясь дружескими объятиями с членами труппы. Она просто светилась от счастья. Пикассо понимал, что все шепчут ей на ухо поздравления и слова благодарности, потому что она то и дело краснела и кивала, пока они подходили к бару.