Симона Вилар - Любовь изгнанницы

– Вы не знали? Принцесса Уэльская была в Барнете, куда ее привез Ричард. Но ее нрав, барон, вам известен лучше других. Когда вы были спутниками, она нарядилась мальчишкой, затем в Лондоне ее видели в платье служанки. Все это весьма странно, и мне трудно верить, когда о ней говорят, что она была весьма сообразительна и унаследовала государственный ум своего отца. В ночь после битвы, когда мы оставили ее бодрствовать у тела Уорвика в часовне аббатства, она бежала, заколов часового у ворот, и исчезла.

Мы сделали все, чтобы ее разыскать, но обнаружили только одно – ее траурную вуаль у края трясины. Опасаясь худшего, я велел обшарить болото, и, увы, солдаты наткнулись на ее обезображенный, распухший труп. Она пролежала под водою несколько дней, лицо вздулось и потемнело. Но на ней были лохмотья траурного платья, и ее опознали баронесса Шенли и герцог Кларенс. Упокой, Господи, и ее мятежную душу.

Я почти не знал ее, но она одно время была моей невестой, одной из родовитейших и знатнейших леди Англии. Я велел предать тело земле со всеми почестями, хотя так и осталось не выясненным, утонула ли она, забредя в трясину ночью, или в отчаянии покончила с собой, что суть грех.

Мне говорили, что Эд Ланкастер страстно любил Анну и торопил мать с высадкой в Англии, чтобы скорей соединиться с нею. Маргарита же медлила, ведя свою дьявольскую игру. Но вот что еще странно. Мой брат Ричард Глостер весьма сомневается в гибели Анны Невиль. Он смеется и говорит, что она, как и ее отец, сделана не из того теста, чтобы так скоро сказать «аминь». Но, по – моему, мой добрый Ричард был просто влюблен в младшую из Невилей, хотя и сам себе в этом не признавался.

Филип был ошеломлен. Вот он, их единственный с Анной шанс! Ее «смерть» открывала горизонты новой жизни. Теперь ее не станут искать, рассылая во все крепости и монастыри королевства шпионов, оглашая на всех рыночных площадях ее приметы, назначать награду тому, кто укажет, где она скрывается. Он сможет увезти ее в Нейуорт, в Пограничный край, где господствует власть кланов, где никому нет дела до королевских указов и важных чиновников, край, столь удаленный от остальной Англии, что никто их не найдет, ибо для южан Пограничье – варварская страна, край более далекий, чем Франция за морем.

Филип едва дождался, когда король уедет, и тотчас послал Оливера привести Анну. После отъезда вслед за королем отряда Майсгрейва крохотную хижину в лесу объяла тишина.

Была весна. Воздух стал наполняться ароматом цветущих трав. Меж зарослей цветущего боярышника с тихим шорохом сновали кролики. В воздухе витал острый запах трав, дикой мяты, влажного мха. Порой из лесу долетал трубный зов оленя, и вблизи хижины, как порыв ветра, проносились пятнистые лани. У подножий дубов бороздили мягкую землю вепри и барсуки, раздавался лай лисиц, натужно гудели пчелы, и из чащи долетал грудной голос кукушки. По утрам роса на кустах сверкала, как бриллианты, мир казался первозданным Эдемским садом, и не верилось, что где-то идет война, что люди с упрямой жестокостью истребляют друг друга.

Когда Филип засыпал, Анна осторожно уходила в лес, садилась на ствол поваленного дерева и долго оставалась так, впитывая окружающую ее гармонию, дивясь тому, как долго была лишена всего этого.

Для всех, кого знала Анна, она умерла. Это было странное чувство, ощущение начала новой жизни – довольно неуютное и тревожное. Анна догадывалась, как вышло, что ее признали в неизвестной утопленнице. Эд Ланкастер лишился супруги, Кларенс тотчас превратился в самого состоятельного и влиятельного вельможу в Англии – наследника Невилей, Монтегю и Бьючемов [73] Бьючемы – женой герцога Уорвика и матерью Изабеллы к Анны Невиль была единственная дочь лорда Бьючема. . Он готов был бы душу дьяволу закладывать, лишь бы уверить всех, что труп в болоте – младшая сестра его супруги. А Дебора… Анна подозревала, что подруга попыталась таким образом отвести подозрения от Анны и позволить ей скрыться.

Когда Филип Майсгрейв поведал Анне о ее «смерти», она поняла, что все преграды пали. Оставался Эдуард Ланкастер. Анна была его венчанной женой, а значит, принадлежала ему по закону, и Филип не мог, не преступив закон, соединиться с нею. У нее были все основания желать Эду смерти, но – таково уж было свойство ее натуры – испытывала к нему только щемящую жалость. Поборов свою нерешительность, он все-таки явился в Англию, и сделал это, догадывалась она, вопреки воле матери.

Только сейчас она поняла, что всегда знала, что Эд Ланкастер любит ее, что он несчастен, и все, что он сделал с нею, – результат отчаяния и неразделенного чувства… Что ж, теперь Ланкастеры здесь, и Филип говорит, что их силы достаточно велики, чтобы расквитаться с йоркистами. Но Анну все это уже не волновало. Ее отца нет в живых, и победят ли Ланкастеры, вынуждены ли будут уступить – ей нет до них дела. Она стремилась только к одному – уехать так далеко, как только возможно, туда, где они будут вдвоем с Филипом и где родится их ребенок.

Впервые Анна получила возможность сосредоточиться на своем состоянии. День ото дня она все полнее ощущала удивительную тихую радость. Она вслушивалась в то, что происходило с нею. Налилась и пополнела грудь, ее донимали головокружения по утрам и сонливость. Теперь ей уже не хотелось все время есть, как раньше. Наоборот, ее слегка мутило от запаха пищи. Старая Мэдж очень скоро заметила это и стала давать Анне отвар из лимонной мяты.

Порой они болтали о том о сем, а когда Филип спал, Анна садилась рядом с женщиной, наблюдая, как та ощипывает курицу, латает сынишке штаны или доит корову. Анна уже знала, что окрестные жители считают жену угольщика колдуньей и сторонятся ее жилища. Однако порой она замечала, как из-за кустов появляются закутанные до глаз фигуры, подзывают Мэдж и подолгу о чем-то шепчутся с нею.

– Они всегда щедры и уступчивы, когда им нужна моя помощь. Но их детям не велят играть с Лукасом. Клянусь благостным небом, они уже давно выдали бы меня настоятелю монастыря как ведьму, да, видно, страшатся, что некому станет им помогать в их бедах.

Старая Мэдж умела многое: она заговаривала кровь, сводила опухоли и нарывы, снимала боль наложением рук, умела заглянуть в будущее, знала приворотные зелья, снимала порчу и сглаз. Ее звали, когда роды шли тяжело, бежали к ней, когда заболевал ребенок. Но она была права – те, кому она помогала, давали ей денег, но, когда она появлялась в селении, мужчины гнали ее прочь, грозя спустить собак.

Как-то раз, когда Мэдж сбивала масло, а Анна с рассеянным видом следила за ее движениями, женщина вдруг остановилась и, вытерев руки о передник, сказала:

Хочешь, я узнаю твою судьбу? Дай-ка руку. Анна было встрепенулась, но затем отпрянула.