Симона Вилар - Любовь изгнанницы

По-прежнему светило солнце, звонко перекликались воробьи, журчал фонтан и солнечные блики шевелились на дне каменной чаши, откуда стекала вода. Она увидела Соломона, растянувшегося на припеке под стеной, смеющиеся лица служанок, которых поддразнивали ведущие через двор лошадей конюшие. Откуда-то долетали вибрирующие удары молота по наковальне. Через двор прошел высокий холеный священник – капеллан герцога, с улыбкой благословив присевшую перед ним в реверансе молоденькую фрейлину. В ворота въехал закутанный в плащ всадник, о чем-то переговорил с капелланом и, привязав лошадь к кольцу в стене, исчез под арками со стороны покоев Джорджа Кларенса.

– Анна, твой ход, – окликнула ее герцогиня.

Принцесса оглянулась и уже хотела было вернуться к игре, но внезапно сердце ее тяжело и гулко забилось. Она вцепилась в оконную решетку. Привязанный к кольцу в стене сильный поджарый жеребец с горделиво изогнутой шеей и темными стройными ногами был до седла покрыт грязью и мылом, но все же она разглядела его масть – серую в яблоках, длинную черную гриву, пышный, как султан, хвост.

– Кумир!.. – выдохнула она.

– Ты что-то сказала, Нэн?

Ноги у девушки подкосились, она почти повисла на решетке.

– Чей это конь? – спросила она и повторила громче – Чей это конь?

Она видела, как слуга отвязал его и повел к конюшням. Тогда она свистнула тем свистом, каким Филип обычно подзывал Кумира. Конь немедленно повернул голову и навострил уши. Слуге пришлось несколько раз рвануть повод, заставляя животное тронуться с места.

– Что это за мальчишеские выходки? – возмущалась позади Изабелла, но Анне было не до нее. Могучая волна радости поднялась и заполнила ее. «Это Кумир, я не могла ошибиться! Значит, этот высокий человек, закутанный в плащ с капюшоном, который только что вошел в дом, мог быть только Филипом!»

– Здесь Филип, Изабелла, здесь Филип! – вне себя, не понимая, что делает, закричала она, хватая сестру за руки. – Я не ошиблась, это его конь, это Кумир!

– Опомнись, Нэн! Что ты творишь? Откуда ему здесь взяться?

– Это он! Он! Я знала, я чувствовала, что сегодня что-то произойдет!

И она опрометью кинулась к двери, но Изабелла успела ее опередить и преградила дорогу.

– Опомнись, Анна! Что за вздор! Ты только что поклялась даже не думать о нем!..

– Ах, Изабелла, ты ничего не понимаешь! Фил здесь! Да пусти же меня! Я лишь взгляну на него – и все. Он здесь, и я увижу его! Пусти, пусти Бога ради!

– Нет!

Изабелла с неожиданной силой и решимостью от толкнула сестру, и, прежде чем та успела опомниться, тяжелая резная дверь захлопнулась. Послышался звук опускаемой щеколды.

– Прости меня, Нэн, но я делаю это для твоего же блага и ради чести семьи. Ты останешься взаперти, чтобы успокоиться и поразмыслить о своей душе. О душе принцессы Уэльской!

Анна стояла какое-то время в оцепенении, а затем в безумном порыве бросилась к двери.

– Выпусти меня сейчас же! Не смей! Освободи меня! – неистово кричала она, колотя изо всех сил и раня руки о выступы и завитки дубовых плах.

Анна слышала, как сестра тяжело и взволнованно дышит за дверью.

– Не смей! – Голос ее опустился до грозного шепота. – Мне все равно… Ты заперла меня, но я буду кричать, я позову его в окно… Он услышит и придет.

– Успокойся, это какое-то наваждение. Его здесь нет и быть не может. Ты все напутала. Будь благоразумной, пощади хотя бы доброе имя отца!

– Как смеешь ты диктовать свою волю твоей принцессе?!

– Я твоя старшая сестра и забочусь о Твоей заблудшей душе.

– Не лги! Ты хочешь властвовать надо мной, хочешь, чтобы я подчинилась тебе.

Анна услышала шелест платья, который удалялся.

– Нет! Нет! Ты не смеешь!

Она билась о безмолвную дверь, затем метнулась к окну, вцепилась в решетку. Анна едва сдерживала себя. Сестра права в одном – есть честь Невилей, и есть доброе имя наследницы престола. Но ведь здесь Филип – и с минуты на минуту он может уехать, и они так и не увидятся!..

Она опять кинулась к двери и в бессильной ярости застыла перед ее непроницаемой мощью. Что же это? Заточить принцессу Уэльскую, как нашкодившую монастырскую послушницу. Она в отчаянии заметалась по покою, затем, немного остыв, подошла к окну и, прижавшись лбом к решетке, стала смотреть в сторону конюшен. Ей было известно, что в Савое несколько дворов, соединенных последовательно, и Филип может уехать так, что она его даже мельком не увидит. Из окна виднелся только угол конюшен, и это бесило Анну. В отчаянии она вцепилась в прутья и стала трясти их. Тщетное усилие. Она была словно в темнице.

Медленно опустившись на корточки у стены, Анна разрыдалась. Ее жгла обида на Изабеллу, бессилие, то, что она оказалась столь глупа, что доверилась сестре. Слезы текли и текли по ее щекам, сердце ныло, захлестывало отчаяние.

Неожиданно она вздрогнула от невесомого прикосновения к плечу. Рядом стоял паж Изабеллы. Они с сестрой совершенно забыли о нем, и Чак так и просидел все это время в углу за камином.

– Не плачь, – говорил негритенок, с трудом подбирая слова и смешно надувая губы. – Ты хороший, а плачешь. Ты добрый. Чак тебя любит. Ты дал Чаку пирога.

Анна какое-то время смотрела на него и вдруг разрыдалась с новой силой.

– Уйди, ох, уйди! Мне так плохо…

Но он не отходил, невразумительно толкуя, что хочет помочь, что он может помочь принцессе. Она не сразу проникла в смысл его слов, но затем, несколько удивленная, спросила: – Что ты говоришь? Ты можешь помочь? Но ведь мы оба заперты!

Мальчонка улыбнулся, обнажив жемчужные зубки.

– Ты не может выйти, мой может. Мой так уже делал. Чак бежит и позовет твой слуги, твой большой пес.

Анна улыбнулась сквозь слезы.

– Да, вот собака меня и спасет. Как же! Вытащит, как принцессу дракон из башни.

Но негритенок не понял ее иронии и продолжал твердить:

– Чак выйдет и позовет людей. Позовет собака. Госпожа будет бить, но Чак уже привык. Его много бить… всегда…

Анна встала на ноги. Какая-то смутная надежда шевельнулась в ней.

– Как ты выберешься отсюда? Негритенок вскочил и бросился к камину, где еще тлели под золой уголья.

– Госпожа один раз уехал и здесь меня забыл. Чак думал, что помирай. Но Бог сделал Чак маленький, как кошка, – и Чак выбрался через трубу.

Анна с сомнением заглянула в дымоход, но паж все твердил:

– Чак полезет, Чак позовет твой люди. Девушка вдруг взяла его за плечи и пытливо заглянула в глаза.

Негритенок усиленно закивал и перекрестился.

– Иисус Христос! Иисус Христос! Он крестился с рвением новообращенного язычника в искренностью ребенка.

– Тогда слушай.

Принцесса опустилась на колени и притянула его к себе.

– Тебе не нужно звать людей, не нужно звать собаку. Ступай в конюшню и найди нового коня. Большой, серый в яблоках, грива и хвост черные. Да понимаешь ли ты, что я говорю?