Диана Гэблдон - Путешественница

Грей взял со стола маленькое серебряное пресс-папье и принялся вертеть его, уставившись на полированную поверхность. Вставленный в вещицу большой сапфир, отражая огонь свечи, испускал мерцающий голубоватый свет.

– Он никогда не упоминал обо мне? – тихо спросил Грей.

Трудно было сказать, что скрывалось за этими словами – боль или гнев. Сама того не желая, я испытала к нему некоторое сочувствие.

– Почему же, упоминал. Называл вас своим другом.

Он поднял глаза. Лицо с тонкими чертами немного посветлело.

– Правда?

– Вы должны знать… – начала я. – Он… Нас разлучила война, восстание. Мы оба считали друг друга мертвыми. Мне удалось разыскать его только… Господи, неужели это случилось всего четыре месяца назад?

Меня бросило в дрожь, и не только из-за событий этого вечера. Я чувствовала себя так, будто прожила несколько жизней, прежде чем отворила дверь типографии в Эдинбурге и увидела Александра Малькольма, склонившегося над печатным станком.

– Понимаю, – медленно произнес Грей. – Вы не видели его с… Боже, прошло двадцать лет! – Он воззрился на меня в ошеломлении. – И четыре месяца? Но почему… как…

Он покачал головой, словно отметая эти вопросы.

– Ладно, в данный момент это не имеет значения. Но он не сказал вам… говорил ли он вам что-нибудь об Уилли?

Мой взгляд выражал полное непонимание.

– Кто такой Уилли?

Вместо ответа Грей наклонился, выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда какой-то маленький предмет и, положив на столешницу, подвинул ко мне.

Это был портрет, овальная миниатюра, заключенная в рамку, вырезанную из какого-то тонковолокнистого темного дерева. Я бросила на него взгляд, и у меня замерло сердце, лицо Грея расплылось и затуманилось, уподобившись облаку на горизонте. Дрожащими руками я поднесла миниатюру к глазам, чтобы разглядеть получше.

Первая моя мысль была о том, что он мог бы быть братом Бри. Вторая, пришедшая миг спустя, поразила меня, как солнечный удар: господи, да он и есть брат Бри! В этом нет никаких сомнений!

На портрете был изображен мальчик лет девяти-десяти, с еще по-детски мягкими чертами лица и каштановыми, а вовсе не рыжими волосами. Но чуть раскосые глаза, смело смотревшие поверх прямого, длинноватого для этого лица носа, высокие, как у викинга, скулы, выступавшие из-под гладкой кожи, и та же уверенная, с легким наклоном, посадка головы не оставляли ни малейших сомнений в том, от кого он унаследовал этот облик.

Руки мои дрожали так, что я едва не выронила миниатюру, а потому положила ее на стол, придерживая ладонью, словно она могла вскочить и укусить меня. Грей глядел на меня пристально и с сочувствием.

– Вы не знали? – спросил он.

– Кто… – прохрипела я, откашлялась и начала заново: – Кто его мать?

Грей помедлил, продолжая присматриваться ко мне, потом пожал плечами.

– Она умерла.

– Ну так кем она была?

Потрясение, распространявшееся волнами из центра желудка, вызвало онемение пальцев ног, звон в ушах и боль в темени, но голосовые связки, по крайней мере, оставались под контролем. Мне вспомнились слова Дженни: «Он не из тех людей, которые могут спать одни».

Да уж, точно не из тех.

– Ее звали Джинива Дансени, – сказал Грей. – Она была сестрой моей жены.

– Вашей жены? – воскликнула я, глядя на него с изумлением.

Он вспыхнул и отвел глаза.

Если до сего момента у меня и были сомнения относительно природы тех взглядов, которые бросал этот человек на Джейми, то теперь они полностью развеялись.

– Думаю, вы обязаны как следует растолковать мне, какое отношение вы имеете к Джейми, и к этой Джиниве, и к этому мальчику, – процедила я.

Грей холодно поднял бровь: он тоже испытал потрясение, но уже вполне совладал с собой.

– А мне кажется, что у меня нет перед вами никаких особых обязательств.

Я подавила порыв расцарапать ему физиономию, но, должно быть, это желание явственно отразилось на моем лице, потому что он отодвинулся в кресле и подобрал под себя ноги, готовый мгновенно вскочить. Его глаза поглядывали на меня с опаской.

Я несколько раз глубоко вдохнула, разжала кулаки и заговорила со всем возможным спокойствием:

– Хорошо. Вы не обязаны. Но я была бы весьма благодарна, если бы вы сочли это возможным. И вообще, зачем было показывать мне портрет, если вы не собирались поделиться со мной сведениями? Тем более что мне уже известно достаточно для того, чтобы добиться правдивого рассказа обо всем остальном от Джейми. Почему бы вам не поведать свою часть истории прямо сейчас? – Я бросила взгляд на окно: небо за полуоткрытыми ставнями оставалось бархатным, без какого-либо намека на рассвет. – Время у нас есть.

Грей тоже глубоко вздохнул и вернул на место пресс-папье.

– Полагаю, да. – Он кивнул на графин. – Хотите бренди?

– Хочу, – быстро ответила я, – но категорически настаиваю на том, чтобы и вы выпили тоже. Сдается мне, вы нуждаетесь в этом не меньше.

На миг его губы изогнулись в подобии улыбки.

– Можно считать это медицинским предписанием, миссис Малькольм?

– Вот именно. Врачебным рецептом.

Таким образом, установилось некое перемирие, и Грей откинулся в кресле, катая свой бокал между ладонями.

– Значит, Джейми упоминал обо мне? – спросил он.

Должно быть, недовольство тем, что кто-то позволяет себе называть моего мужа уменьшительным именем, отразилось у меня на лице. Во всяком случае, мой собеседник тут же нахмурился и сказал:

– Если вы настаиваете, я буду называть его по фамилии, как мне случалось в официальной обстановке.

– Не стоит. – Я махнула рукой и сделала глоток бренди. – Да, он говорил, что вы служили начальником тюрьмы в Ардсмуре, где он содержался после вынесения приговора, что вы друг и что вам можно доверять.

Последние слова были произнесены мною с неохотой. Может, Джейми и считал, что может доверять лорду Джону Грею, но я его оптимизма не разделяла.

На сей раз его улыбка была не столь мимолетной.

– Рад это слышать, – тихо сказал Грей, глядя на янтарную жидкость в своем бокале и слегка покачивая его, чтобы полнее раскрыть букет бренди.

Он пригубил напиток и, набравшись решимости, поставил бокал на стол.

– Я встретился с ним в Ардсмуре, как он и рассказывал, – начал губернатор. – Когда эту тюрьму закрыли, а осужденных продали на принудительные работы в Америку, я устроил так, чтобы Джейми вместо высылки оставили под надзором в Англии – под честное слово, что он не попытается бежать, – приписав к поместью Хэлуотер, принадлежавшему давним друзьям моей семьи.

Он заколебался, нерешительно глядя на меня, но все же продолжил:

– Понимаете, сама мысль о том, что я могу его больше не увидеть, была для меня непереносима.