Диана Гэблдон - Путешественница

Глаза были прикованы к длинной чешуйчатой морде со щелочками золотисто-зеленых, как турмалин, зрачков, странно безразличный взгляд которых был, казалось, направлен на меня. Крокодил лежал на спине, но его оскал оставался все тем же.

Глина подо мной была холодной и сырой, кровь, струившая из рассеченного горла рептилии, – густой и черной. Удивление в голосах смотревших на меня людей сменилось озабоченностью и тревогой, но я их уже не слышала.

Однако полной потери сознания не произошло; я смутно ощущала, что возле меня столпились люди, освещаемые колеблющимся светом, потом чьи-то крепкие руки подняли меня в воздух. Время от времени я слышала разговор, но воспринимала его лишь обрывками: слово здесь, слово там. Вроде бы у меня имелось туманное желание попросить, чтобы меня положили на землю и чем-нибудь накрыли, но высказать его не имелось никакой возможности, ибо язык мне не повиновался.

Мои сопровождающие проламывались сквозь камыши, раздвигая заросли плечами, и листья задевали меня по лицу. Казалось, будто мы спешим через поле, но без колосьев, одни лишь стебли да шуршащие листья. Разговоры больше не звучали, шелест и треск поглощал даже топот ног.

Но к тому времени, когда мы добрались до открытого пространства перед хижинами рабов, мои способности ощущать и мыслить полностью восстановились. Серьезных повреждений, не считая царапин и ушибов, я не получила, но не сочла нужным доводить это до чьего-либо сведения. Напротив, не открывала глаз и не шевелилась, а когда меня занесли в хижину, отогнала подступавшую панику, твердо вознамерившись до того, как мне все-таки придется «вернуться в чувство», придумать подходящий план.

Но где же, черт их побери, Джейми со всеми остальными? Прошло ли все как надо или нет? Что они будут делать, прибыв на место высадки и обнаружив вместо меня следы отчаянной борьбы?

И как насчет нашего приятеля Измаила? Что, во имя Господа, он там делал?

Снаружи доносились звуки празднования, а в спертом воздухе хижины висел стойкий запах спиртного, не рома, а чего-то более дешевого и вонючего, напоминающего перебродивший ямс. Я разлепила веки и увидела отсвет огня на утоптанной земле: в открытую дверь были видны мечущиеся тени. Выбраться отсюда незамеченной надеяться не приходилось.

Потом раздался извергнутый множеством глоток ликующий вопль, и все фигуры пропали из виду, устремившись, как я поняла, к костру. Предположительно, это имело отношение к крокодилу, которого притащили подвешенным кверху брюхом к шестам охотников.

Я осторожно встала на колени, гадая, не получится ли улизнуть, пока они заняты своими делами, каковы бы те дела ни были? Если только я доберусь до ближайших посадок тростника, можно быть уверенной в том, что меня уже не найдут. Но вот удастся ли в кромешной тьме выбраться назад, к реке? Не лучше ли пробраться в усадьбу в надежде встретиться с Джейми и его товарищами, которые придут мне на выручку? При мысли об этом мрачном молчаливом доме и его гостиной с черным полом меня передернуло. Но что толку гадать, куда идти, если в безлунную ночь, когда снаружи темно, как у черта под мышкой, найти усадебный дом ничуть не легче, чем реку и лодку?

Мои размышления были прерваны появлением в дверном проеме фигуры столь устрашающего вида, что у меня вырвался крик.

– Твоя не шуметь, женщина, – послышался приглушенный голос Измаила. – Это всего только моя.

– Ну конечно, – пробормотала я. Холодный пот щипал мне щеки, а сердце стучало, как молот. – Я тебя сразу узнала.

Они отрубили крокодилу голову, вырезали язык и нёбо, и теперь Измаил надел эту страшную маску себе на голову: его глаза поблескивали под козырьком верхней челюсти с ее страшными зубами. Нижняя челюсть отвисла в какой-то мрачно-насмешливой гримасе, закрывая нижнюю часть его лица.

– Этот эгунгун, он не причинить твоя никакой вред? – спросил Измаил.

– Нет, – ответила я. – Благодаря этим людям. Э-э, а ты не можешь снять эту штуку?

Вопрос остался без ответа. Измаил молча уселся на пятки, явно затем, чтобы как следует меня рассмотреть. Выражения его лица я не видела, но поза выдавала озабоченность и колебания.

– Почему твоя быть тут? – спросил он наконец.

Из-за отсутствия лучшей идеи я сказала правду. Он не имел намерения треснуть меня по голове, а может, уже сделал это, когда я свалилась без чувств в зарослях тростника. Влажная капля упала из крокодильей ноздри мне на руку, и я торопливо вытерла ее о юбку.

– Миссис не быть здесь в ночь, – проговорил он, видимо сомневаясь, безопасно ли делиться со мной такими сведениями.

– Да, знаю, – отозвалась я и подобрала под себя ноги, намереваясь встать. – Можешь ли ты или еще кто-нибудь отвести меня обратно, к большому дереву у реки? Мой муж будет искать меня! – добавила я с нажимом.

– Наверное, она брать мальчик с собой, – продолжил Измаил, игнорируя мои слова.

Когда он сказал, что Джейли убралась, сердце мое подскочило, но при последних его словах упало, провалившись куда-то глубоко-глубоко.

– Она забрала с собой Айена? Зачем?

Лица его я не видела, но глаза под крокодильей маской блеснули, выражая легкое удивление.

– Миссис любить мальчики, – произнес он тоном, делающим смысл сказанного очевидным.

– Это точно, – процедила я. – А ты не знаешь, когда она вернется?

Длинная зубастая морда неожиданно вздернулась. Прежде чем Измаил ответил, я ощутила у себя за спиной чье-то присутствие и резко повернулась.

– Я вас знаю, – сказала она, глядя на меня сверху вниз, и нахмурилась, так что на ее гладком, широком лбу залегла складка. – Ведь знаю, правда?

– Да, мы встречались, – ответила я, судорожно сглатывая. – Как поживаете, мисс Кэмпбелл?

Впрочем, было ясно, что дела у нее обстоят лучше, чем при последней встрече. Ее прежнее одеяние из чистой шерсти сменил просторный балахон из грубого белого хлопка, подпоясанный широким, с неровными краями обрывком той же материи, но окрашенной в синий цвет. Она похудела, лицо утратило одутловатость и болезненную дряблость, проистекавшую от многомесячного сидения взаперти.

– Прекрасно, мэм, спасибо на добром слове, – вежливо ответила она.

Но взгляд бледно-голубых глаз оставался отстраненным, рассеянным, и хотя теперь ее кожу вызолотило солнце, было очевидно, что мисс Маргарет Кэмпбелл, как и прежде, не пребывает полностью ни в этом времени, ни в этом месте.

Впечатление подкреплялось тем, что она совершенно не обращала внимания на необычный облик Измаила, а то и вовсе его не замечала. Смотрела она только на меня, с каким-то особенным интересом.

– Весьма любезно с вашей стороны, мэм, навестить меня, – сказала она. – Могу я предложить вам что-нибудь подкрепиться? Может быть, чаю? Кларета мы не держим, поскольку мой брат считает, что крепкие напитки пробуждают плотское вожделение.