Тоска Ли - Царица Савская

Он раскинул руки, словно охватывая дворец и храм.

— Разве мне нужно золото?

— Ты же не можешь рассчитывать на очередную жену!

Он рассмеялся.

— Что за нужда мне брать новую женщину в жены?

— Тогда ради чего я проделала весь этот путь? — спросила я.

— Я думал, ты мудра, — ответил он, отворачиваясь.

— Я не могу вернуться с пустыми руками. Ты знаешь это не хуже, чем я сама. Мой совет будет призывать к войне.

Он махнул рукой.

— Я отправлю дары, которые остудят твой совет. И есть ведь иные пути для твоих караванов. На восток, к великому заливу, меж двух рек…

Я подавила панику, пытаясь найти хоть малейший рычаг давления на этот капризный разум. Я готовилась ко множеству возможных вариантов.

Но я не была готова вот к этому.

Мне представилась стоящая между нами доска для игры в Сенет и пешка, которую жертвуют на квадрате. Я тоже оперлась руками на стену.

— Как ты устал от соглашений и переговоров, так и меня утомили дары. Поэтому положение кажется мне безвыходным, — ответила я спокойно, пытаясь сдержать подступавшую тошноту.

— Да, кажется, — прошептал он.

Где-то в сумерках соловей начал свою ночную песнь, а какая-то мать звала детей возвращаться в дом.

— Я не смогу уехать до поздней осени. А потому мы можем прогуливаться по городу и пировать, как будто в последний раз.

Я скорее почувствовала, чем увидела, что он обернулся через плечо.

— До завтра, царь Соломон, — сказала я, уходя.

Пусть думает, что выиграл эту партию.

В ту ночь, вернувшись в свои покои, я заперлась во внутренней комнате и привалилась спиной к стене, почти вцепившись ногтями в лоб.

Миг спустя я сорвала вуаль, и меня стошнило в ночной горшок.

Я была бесстрашной. Я была безрассудной.

Настало время быть мудрой.

Египет был слаб. Баалэзер едва взошел на трон. Корабли еще не достроили. И я — я была в этом уверена — ни за что не согласилась бы повторить проделанный путь.

Как же вышло так, что после единственного разговора я получила меньше, чем вдень своего приезда и чем могла получить, вообще не пускаясь в путь?

У меня было шесть месяцев. Шесть месяцев, чтобы заставить таинственного царя передумать. И защитить будущее Сабы.

Но в ту ночь я лежала без сна и не находила выхода. Его не переубедят благовония и золото. Он устал от соглашений. Он презирал лесть.

Интересно, сколько женщин оттолкнули его привычными интригами.

Он страстно желал показать мне город. Но не ради похвалы, это точно — похвал он, без сомнения, наслушался вдоволь.

Он рассматривал мою руку, как какое-то чудо.

Значит, ему хотелось чему-то поклоняться.

Но он сам поставил своего бога превыше всего остального.

Он устал от золота и драгоценностей, и все же собирал их, как одержимый.

Что означало — он жаждет богатства. Однако богатством он уже обладал.

Я вцепилась себе в волосы и вышла на террасу, чтобы взглянуть вверх, на равнодушный лик луны. Что же могло тронуть сердце царя, для которого поблек весь блеск завоеваний?

Я вздохнула и собралась вернуться в комнату, но тут заметила движение на одной из крыш внизу. Какой-то человек прогуливался по краю и так же смотрел в небо, как я мгновенье назад.

Интересно, кто он такой. Купец? Писарь? Какие мысли не дают ему сна, что гложет его душу? Доставка оливкового масла? Неоконченное дело, что сжигает его, как восход солнца восточную сторону неба?

Но пока что на нас обоих светила луна, не делая различий меж царицей и обычным горожанином.

Интересно, а царь тоже шагает сейчас по террасе, как я? Что не дает ему покоя? Не армия, подступающая к границе. Не недостаток в женщинах, способных согреть ложе. Алмаках свидетель, царь мог брать новую женщину каждую ночь, и не управился бы с ними за год.

Он называл меня госпожой Загадкой. И все же это я не могла найти ответа.

Есть вещи, которые я хочу о тебе узнать, говорил он. Есть вещи, которые я хочу, чтобы ты поняла.

Я вновь посмотрела на крышу, но силуэт исчез. Возможно, отправился в постель, чтобы метаться по ней, как металась царица на расстоянии броска камня от его дома.

На следующий день я отправилась в город с царем и небольшой свитой — его и своей собственной. Шара все утро напролет сокрушалась по поводу мешков под моими глазами, мазала их молоком, подводила глаза сурьмой чуть сильнее, чем было привычно. Головокружение тут же оставило меня при виде царя, который ждал нас в дворцовом саду, словно не было того тайного разговора, словно он не просил, как мальчишка, позволения прикоснуться к моей руке.

Тот, кто умеет слушать, становится господином всего, что выгодно. Так, по крайней мере, говорил древний мудрец Птахотеп, чьи слова я читала на протяжении всех последних отчаянных дней.

А я приехала в надежде быть услышанной. Но я исправлю эту ошибку.

Сегодня. Сейчас. И буду исправлять каждый день, пока не вернусь на юг, получив свои корабли.

Мы отправились в нижний город. Я не позволила слугам нести мой паланкин и наслаждалась возможностью размять ноги.

Я вежливо кивнула, когда он указал мне на старый город, построенный еще его отцом. Террасы Милло, старого дворца, в котором теперь разместились многие его советники и капитаны. На башню, что защищала источник Тихон, питавший водой весь город.

— Все это, от дворца до храма на холме, построил я, — сказал он, очерчивая названное жестом.

— А где раньше располагался ваш храм? — спросила я.

— Нашим храмом был шатер. Наш народ прежде был похожим на твой — мы были кочевниками. Как и наш бог.

— Твой отец возвел город. Почему же он не построил и храм?

— Мой отец был воином, убийцей многих людей. Не такой человек должен был строить дом Яхве.

— А твои руки не запятнаны кровью?

— Разве есть правитель, чьи руки чисты от крови? Если не правая, то хоть левая? Чисты ли твои?

Ответа от меня, конечно же, не требовалось.

— Храм стоит на том месте, где мой отец построил алтарь, на том самом месте, где Аврааму было велено принести своего сына в жертву.

Сколько я еще выдержу подобных пустых бесед, словно приехала лишь для того, чтоб пройтись по городу и похвалить его финикийских строителей?

— Я слышала эту историю, — сказала я. — Как думаешь, Авраам действительно принес бы такую жертву?

Он покачал головой, не глядя на меня.

— Кто может знать, на что способен человек во имя бога, как бы его ни звали?

— И это потому, что боги властны над людьми, или потому, что люди верят в богов?

Он пожал плечами.

— А есть ли разница?

Мы зашагали по рынку, отчего вокруг немедленно поднялась суета. Купцы, домохозяйки, селяне расступались перед нами, как масло под ножом, и низко кланялись. Соломон, похоже, испытывал искреннюю радость, останавливаясь у каждого лотка, нюхая абрикосы и гранаты, как простой сельский мальчишка. И, конечно же, каждый торговец заявлял, что царь может выбрать все, что угодно, — наверняка для того, чтобы потом хвастаться товаром, который понравился самому государю. Я приехала не затем, чтобы пробовать абрикосы, сладкие лепешки и козий сыр, — но пробовала, поскольку он всякий раз подсовывал угощение под край моей вуали.