Энн Стюарт - Месть по-французски

Жаклин лежала лицом вниз на кровати и не могла даже пошевелиться: когда она, выбившись из сил, перестала сопротивляться, Блэкторн с Тавернером ее связали. Конечно, это было глупо: бросаться на Блэкторна, пытаясь убить его голыми руками. Но оружия у нее уже никакого не было, а смириться с таким сокрушительным поражением она просто не могла. Николас поднялся и принялся ходить по комнате. Он и предположить не мог, что в этой малышке скрывается столько сил. Правда, он был еще очень слаб, и ему с большим трудом удалось ее утихомирить. Наконец он подмял ее под себя, надеясь, что она не порежется осколками посуды.

И он еще беспокоится об этом! Чушь какая! Ведь она пыталась убить его, а он тут с ней возится. Ему следовало удирать как можно скорее, оставив ее валяться на полу. Он и так тут подзадержался: ведь неизвестно, как там дела у Харгроува. Впрочем, может, старый пес и выкарабкался, и тогда ему с Тавви можно вернуться в Лондон, к карточным столам, тонкому кларету и неотравленному бренди.

Но он решил поступить иначе. Если он уедет, мадемуазель Жаклин де Лорне, может быть, образумится и будет вести себя прилично. Но вряд ли. Он такой ненависти просто никогда не видел. Скорее всего, она будет продолжать преследовать его, и он получит нож в спину, когда меньше всего будет ожидать этого.

Нет, он все-таки уедет из Эйнслей-Холла, но не в Лондон, не в свои теплые и удобные апартаменты. Он поедет в Шотландию, в свой охотничий домик, который получил по наследству. Николас был там последний раз лет двадцать назад, но когда-то он любил это место.

И они с Тавви поедут туда не одни!

Жаклин замерзла. Ужасно замерзла и вся дрожала. Она, видимо, разнежилась за последний год в комфортабельном и богатом Эйнслей-Холле, хотя раньше даже гордилась тем, что такие мелочи, как, скажем, погода, на ее самочувствие не влияют. «Ладно, главное — это не от страха, — уверяла она себя. — Я не боюсь ничего на свете. Я видела все и выжила — несмотря на то, что мне не всегда этого хотелось. Судьбе меня больше нечем напугать».

Блэкторн связал ее запястья очень крепко, руки затекли. Но она ведь и раньше знала, что он бессердечный негодяй. Жаклин доставляла удовольствие мысль, что она оказалась сильнее его. Что ж, в последние годы она зарабатывала на жизнь тяжелым трудом, а Николас Блэкторн — всего лишь никчемный щеголь, занятый только собственными удовольствиями. Неудивительно, что над ним чуть не взяла верх женщина, которую он в два раза превосходит ростом и весом!

Ну, правда, приходится признать, что он ослаб после того, как она отравила его крысиным ядом. Не проведи он двое суток в борьбе со смертью, то, конечно, справился бы с ней легче. А ей уже давно не приходилось ни с кем драться. Да, она все-таки разнежилась, а это опасно.

Жаклин перекатилась на другой бок. Ей были слышны голоса из соседней комнаты. «Что они собираются со мной делать? — подумала она равнодушно. — Может, просто передадут властям, а может, Блэкторн сам намерен отомстить мне…» Местные власти ее не пощадят. Во-первых, она иностранка и по собственному опыту знает, что англичане иностранцам не доверяют. Во-вторых, она хотела убить аристократа, человека, принадлежащего к высшей касте. Неважно, что это самый порочный, самый бесчестный человек, когда-либо ступавший на землю Британии!

Жаклин было холодно и неудобно. Бренди высохло, но платье было порвано в нескольких местах, волосы свисали на лицо. Наверное, она выглядела, как все фурии, вместе взятые, однако это не смущало Блэкторна. Он насмеялся над ней, над ее гневом и ненавистью, и уже за одно это она готова была убить его.

Она проиграла… Впрочем, где-то в глубине души Жаклин чувствовала, что так и будет. С того самого момента, когда узнала, что он приехал в Эйнслей-Холл. Она заранее поняла, что обречена, жаль только, что ей не удалось увлечь его в эту пропасть за собой.

У нее болело все. Голова раскалывалась после того, как он несколько раз ударил ее, когда она пыталась выцарапать ему глаза. Он сделал это не задумываясь, без всяких колебаний! Впрочем, если бы они у него возникли, его бы уже не было в живых.

Жаклин повернулась на спину и уставилась в потолок. Отблески огня в камине отбрасывали на него причудливые тени. Сколько же потребуется времени, чтобы хоть как-то восстановить силы и решимость продолжать борьбу?

Дверь внезапно приоткрылась, и она вся напряглась, готовясь к худшему. Но тут же услышала знакомые звуки: Чарбон, царапая паркетный пол, пытался вскочить на кровать. Несколько раз он срывался и падал, но потом все-таки сумел забраться к ней поближе и начал облизывать ее своим маленьким шершавым язычком.

— Бедный малыш, — хрипло прошептала Жаклин. — Обещаю тебе, со мной все будет хорошо.

— Ты не представляешь, как это радует меня! — донесся из-за открытой двери ненавистный голос.

Она даже не повернула голову, как будто не слыша его. У нее практически не было больше никаких способов защищаться. Оставалось только молчать.

Жаклин упорно смотрела в потолок, когда он вошел в комнату. Минутой позже щенка оторвали от ее груди.

— У твоей хозяйки нет настроения с тобой целоваться, — ласково сказал Блэкторн. — И мы не хотим, чтобы ты слизывал бренди с ее одежды. Иди!

Он опустил песика на ковер и чуть подтолкнул его, но Чарбон опять полез на кровать.

— Ты так же упрям, как твоя хозяйка, — проворчал Блэкторн. — Тавви! — обернулся он через плечо. — Возьми этого парня.

Тавернер появился у кровати и осторожно взял щенка на руки.

— Что мне с ним делать?

Блэкторн не спускал глаз с Жаклин, и она, собрав остатки сил, постаралась остаться невозмутимой.

— Можешь утопить его, — сказал он. — Или сломать ему шею.

— Нет, не надо! — вырвался из ее горла крик. Жаклин тут же устыдилась своей слабости, но было поздно.

— Нет? — Блэкторн склонился над ней. — Ты просишь меня пощадить твою собаку?

Она уставилась в его темные безжалостные глаза. Как бы ей хотелось плюнуть ему в лицо, осыпать его проклятиями!

— Да, прошу, — с трудом выговорила она.

Блэкторн улыбнулся.

— Тавви, отнеси щенка экономке и скажи, чтобы она присмотрела за ним, пока не приедет Эллен.

На большее Жаклин и надеяться не могла, но душа ее не желала откликаться ни на какие проявления милосердия со стороны этого человека. Она сжала губы, не желая высказывать благодарность, но у него хватило ума и не ждать ее.

— И что мне сказать домоправительнице? — спросил Тавернер, задерживаясь в дверях.

— Как договорились, — сказал Николас, глядя ей в глаза и как будто не замечая пылающей в них ненависти. — Что Мамзель решила променять свою тяжелую работу на роль любовницы английского джентльмена.