Александра Девиль - Оберег волхвов

— Скажи, уважаемый, дома ли твой хозяин?

— Вы имеете в виду Михаила Гебра? — уточнил тот. — Нет, он сейчас не в доме. Но там находится Света-Ефросинья, жена Михаила, а также его дочь Лидия.

— Света? — удивился Клинец. — Имя славянское.

— Да, она родом из Новгорода. И сейчас беседует с гостем — своим земляком. Он один из героев с купеческого корабля, одолевшего нынче пиратов.

— Шумило-Калистрат! — улыбнулся Дмитрий. — Так он уже здесь?

— Да. А ты, наверное, и есть купец — владелец корабля и покупатель дома комеркиария? Тогда входи, тебе будут рады.

Дмитрий и Анна вошли в ворота усадьбы, затем в дверь дома, выходившую во двор. Еще с порога они услышали удивленный женский голос, говоривший на славянском наречии:

— Вот так совпадение! Я же помню твоего отца, плотника Сежира. Когда Михаил меня посватал, у твоих родителей, кажется, родился первенец. Значит, это был ты?

Новгородец, улыбаясь, кивнул, но смотрел при этом не на Свету, а на Лидию.

— Мой старший сын был на год моложе тебя, — вздохнула Света. — А теперь у нас есть только Лидия и маленький Трифон.

— Что ж, мама, Калистрат и его друзья отомстили проклятым разбойникам, — сказала дочь, в которой Анна узнала девушку, виденную накануне в лавке.

— Тут основная заслуга Дмитрия, а я только помощник, — смущенно заметил Шумило.

— Не согласен, в бою все были равны, — громко возразил Дмитрий.

Собеседники разом оглянулись на дверь. Пара, представшая их взглядам, не могла не вызвать удивления.

— Клинец! Ну слава Богу! — воскликнул Шумило-Калистрат, подбегая к другу. Затем, повернувшись к собеседницам, он представил: — Это и есть знаменитый купец Дмитрий. А это… киевская боярышня Анна, которая…

— Моя невеста, — подсказал Дмитрий.

— Словно с картины сошли… — прошептала Света.

— Верно. Я их еще в «Серебряном ковчеге» приметил, когда зашел туда вместе с патером Леоном, — произнес за спиной Дмитрия и Анны тот самый человек, которого они приняли за привратника.

Догадавшись, что это и есть купец Михаил, гости извинились за свою ошибку, но он только усмехнулся и сказал:

— Рад, что имею честь первым в городе принять человека, избавившего херсонитов от разбойников, которые больше года не давали житья нашему побережью. Также счастлив видеть твою невесту… в женском платье. На корабле она, наверное, была в мужском?

— Это целая история, господин Михаил, — вздохнула Анна, догадавшись, что купец заметил ее мужской наряд еще в таверне. — Я прибыла в Херсонес не на корабле из Константинополя, а по земле из Киева. Еще вчера я хотела обратиться к тебе за помощью. Твое имя мне назвала Евпраксия Всеволодовна. От себя и от своей покойной сестры Анны Всеволодовны она просит за меня…

— Не продолжай, милая девушка, — остановил купец, заметив слезы на глазах Анны. — Отдохни и приди в себя, а потом все расскажешь. Дочери Всеволода однажды спасли меня от гнева жестокого киевского архонта Путяты Вышатича. Могу ли я не помочь девушке, которую опекает сама великодушная государыня Евпраксия? Здорова ли она?

Анна покачала головой. Воспоминание о дорогой наставнице, которой уже, может быть, нет в живых, больно сдавило ей сердце. И эта боль наложилась на ту огромную душевную и телесную усталость, что испытала Анна за долгие дни своих мытарств. Она добралась наконец до дружеского порога. Но, подобно своему любимому герою Одиссею, стойко пережившему все морские бури, но упавшему без сил на спасительный феакийский [56] Феакийцы — мифический народ, населявший в древности остров Корфу. берег, Анна тоже вдруг почувствовала слабость. В глазах у нее потемнело, и ноги ее больше не держали.

Дмитрий подхватил девушку на руки, стал испуганно звать по имени. Света и Михаил тут же показали ему, куда можно положить Анну, и сами захлопотали вокруг девушки. Вскоре растирания и ароматические капли привели ее в чувство, и она, смутившись из-за своей слабости, сразу же хотела встать. Но этого ей сделать не позволили ни Дмитрий, ни хозяева дома.

Напоив Анну успокоительным лекарством, Света и Лидия увели ее в опочивальню, раздели и уложили в мягкую постель. Наконец-то впервые за много дней киевская боярышня могла уснуть спокойно и в уюте.

Анна проспала до утра следующего дня, и силы ее вполне восстановились. Когда она проснулась, ей уже ничего не пришлось рассказывать Михаилу и его семье, ибо они все узнали от Дмитрия и теперь готовы были принять самое горячее участие в судьбе своих необычных гостей.

Странные совпадения, связавшие Анну и Дмитрия с домом Михаила Гебра, удивили и самого хозяина и особенно его юную дочь, имевшую склонность ко всему таинственному и верившую в предсказания астрологов. Лидия решила, что встреча героев необычной истории именно в доме ее отца не случайна, а предначертана свыше. Дмитрий и Калистрат, покаравшие убийц ее брата, киевская боярышня, направленная в дом Михаила его благородной спасительницей, муж-злодей, что выслеживал девушку возле их усадьбы и убил ее верного слугу, — все это напоминало Лидии сцены из эллинских трагедий, в которых так велика была роль фатума, предопределения. Когда-то, в былые века, эти трагедии разыгрывались и в Херсонесе, в театре, на развалинах которого теперь возвышался большой храм в форме равноконечного креста. На какое-то время подобным театром стало ее собственное жилище, и Лидия в глубине души этим даже гордилась. Неслучайным представлялось ей и то, что именно Дмитрий оказался покупателем их второго дома, а Калистрат — земляком матери. Этот белокурый здоровяк новгородец с его незатейливыми разговорами и дивной игрой на гуслях напомнил тоненькой темноволосой херсонитке тех сказочных северных богатырей, которых она представляла по протяжным песням-былинам матери. Лидия и Калистрат объяснялись между собой на забавной помеси греческого и русского языков, но прекрасно понимали друг друга. Юную херсонитку больше всего интересовала таинственная история Рашида, и новгородец охотно рассказывал ей все, что знал о восточном мудреце.

Между тем убийство Никиты, совершившееся прямо в лавке Михаила на глазах его дочери, наделало много шума в квартале, и городская стража немедленно приступила к поискам убийцы. Следы Биндюка и его шайки обрывались в порту, где похожего по описанию детину видели в вечер убийства. Возможно, разбойники наняли или украли лодку и под покровом темноты куда-то уплыли. Оставалось надеяться, что Биндюк и его холопы, незнакомые с мореходным делом, вряд ли найдут путь на север, к берегам Руси, да еще ночью, когда ветер дует в сторону моря.

Никиту похоронили на кладбище за городом, и Анна, заплакав над его могилой, оказавшейся так далеко от родного дома, пообещала, что обязательно привезет сюда, к нему, горсть киевской земли.