Кейт Куинн - Дочери Рима

Марцелла отпила из кубка, не чувствуя, однако, вкуса вина. Ей довольно часто доводилось видеть бывшего императора с расстояния: надев на крашеные волосы золотой венок, он приветственно махал рукой плебсу, читал свои стихи придворным, что-то шептал на ухо красивым женщинам, которые имели счастье не быть его страдалицами женами. Но близко? В ту теплую весеннюю ночь на званом ужине в доме Лоллии она видела румяного мужчину с приятными чертами лица и блестящими глазами, придававшими ему вид больного лихорадкой.

В этот момент, возвращая ее к действительности, ей в уши ворвался громкий стук колес — как оказалось, это одна из упряжек «зеленых» преодолела крутой поворот, и Марцелла растерянно заморгала. Даже Пизон, который нашел в глубине ложи какого-то важного собеседника, поспешил обернуться. Лошади понесли, потащив за собой свалившегося с колесницы возничего, крепко привязанного к ней вожжами. На помощь несчастному тотчас бросились обслуживавшие арену рабы. Нужно было как можно скорее убрать обломки разбитой колесницы. Колесничему наконец удалось обрезать постромки и освободиться от обезумевших лошадей. Окровавленный и оборванный, он лежал на песке. Лошади же, ощутив свободу, еще быстрее устремились вперед. Рабы поспешно подхватили возницу на руки и понесли прочь с арены.

— Отлично, — облегченно вздохнула Диана. — Если бы его переехали «красные», они увязли бы колесами в его кишках и потеряли скорость.

— Маленькая дикарка, — проговорила Марцелла, все еще чувствуя на себе взгляд Отона, и покрутила в руке ножку золотого кубка.

— Я должен перед тобой извиниться, — неожиданно произнес тот. — Жаль, что в ту ночь я так ничего и не сказал.

— По крайней мере ты удержался от смеха, — поймала себя на признании Марцелла. Большинство гостей тогда рассмеялись, точнее, захихикали, когда Нерон, посмотрев на нее, бесцеремонно заявил своим высоким, едва ли не женским голосом: Завтра ты будешь обедать со мной одна. Марцелла, стряхнув с себя задумчивость, испуганно подняла на него глаза, и высокомерные гости Нерона нашли это чрезвычайно забавным. Очередная императорская прихоть. Прихоти Нерона были известны всем: даже когда пылал объятый огнем сенат, никто не осмелился произнести ни слова. Император-поэт привык добиваться всего, что только приходило в его безумную голову. И неважно, что это было, — кубок вина, роскошный дворец или красивая дочь полководца.

— Нет, я не смеялся тогда, — в глазах Отона блеснул насмешливый огонек. — Для этого ты вела себя слишком храбро.

— Я не думаю, сенатор, что тот случай, когда у человека нет выбора, можно назвать храбростью.

— Позволь заверить тебя, что это именно так. Храбрость — это умение достойно встречать неблагоприятные обстоятельства, независимо от того, можно их избежать или нет.

Начался последний заезд. Марцелла заставила себя переключить внимание. Диана, вскочив с места, криками подбадривала резко вырвавшихся вперед «красных». Толпа бешено ревела, и Марцелла поймала себя на том, что кричит вместе со всеми, а ее ладони от волнения покрылись потом. Впрочем, переживания эти никак не были связаны со скачками. Даже Лоллия присоединилась к многотысячному хору голосов, доносившихся с трибун, и, так же как и Диана, истошно вопила все время, пока «красные» и «синие» с переменным успехом рвались вперед, к победе. А вот Отон и его свита не проявили к происходящему на арене ни малейшего интереса и продолжали о чем-то негромко переговариваться. Последний поворот. Марцелла ахнула вместе со всеми остальными, когда колесницы на сумасшедшей скорости обогнули поворотный столб. Правда, «красные» при этом лишь чудом не задели его. Колесничий едва не потерял равновесие, однако с побелевшими от ужаса глазами яростно продолжал нахлестывать упряжку.

Марцелла неожиданно поймала себя на том, что неистово колотит кулаками по перилам ложи. О, Фортуна , мелькнула в ее голове позабавившая ее мысль, гонки увлекли даже меня! Виний, как обычно, выглядел угрюмо, Туллия, заметив радостное настроение окружающих, неодобрительно поджала губы. Даже скучный Пизон, и тот поддался всеобщему накалу страстей и что-то невнятно бормотал себе под нос, а Корнелия радостно вцепилась в его руку. Стоя позади них, обычно бесстрастный центурион Денс бранился как заурядный мальчишка-конюх, сжимал кулаки и криками подбадривал «красных». И что совсем удивительно, даже сенатор Марк Норбан оторвался от вечных своих свитков. Цокот лошадиных копыт был подобен сердцебиению.

Упряжки рванули к финишу, и все разговоры разом смолкли. За победу теперь отчаянно боролись лишь «красные» и «синие». Мчавшиеся бок о бок пристяжные соперников пытались ухватить друг дружку зубами. Колесничие нещадно нахлестывали своих лошадей. Все до последнего зрители вскочили на ноги и истошно вопили, требуя от колесничих победы. Лишь унылый Гальба продолжал морщинистыми руками перебирать свитки расходов и подсчитывать сестерции. Еще мгновение — и «красные» резко вырвались вперед, в прах сокрушив все надежды поклонников «синих» видеть своих любимцев победителями кульминационного забега.

Трибуны взорвались ликующими криками.

Диана, не в силах сдержать ликование, заключила в объятья первого попавшегося, кто стоял рядом с ней. Как оказалось, это была Марцелла. Та смеялась, обнимая в ответ свою безумную кузину, и от избытка чувств даже растрепала ей гриву светло-золотистых волос. Корнелия и Пизон тоже сжимали друг друга в объятиях. Лоллия, словно мяч, подбрасывала в воздух малышку Флавию, и даже Отон улыбался, не скрывая своей радости. Внизу колесничий «красных» растерянно взирал на рабов, приближавшихся к нему с пальмовой ветвью победителя.

Колесничий «синих» злобно щелкнул кнутом над головами взмыленных лошадей «красных», вынудив всех четверых встать на дыбы, чем вызывал на трибунах бурю негодования. Все, от Дианы и до последнего плебея, тотчас же разразились потоком отборных непристойностей.

— Клянусь Юпитером! — с улыбкой воскликнул Отон, услышав, как Диана поносит подлого колесничего «синих». — Я со времен службы в легионах не слышал таких изощренных ругательств.

Рукоплескания наконец смолкли, и гости в ложе начали расходиться. Лоллия пригласила всех желающих к себе в дом, где вечером будут чествовать победителя сегодняшнего заезда.

— Я не потерплю в своем доме никакого отребья вроде колесничих! — недовольно фыркнул Виний.

— Тогда, дорогой, если ты не против, я устрою пир в доме деда, — слащавым тоном проговорила Лоллия. Марцелла, прикрыв ладонью рот, рассмеялась. Хотя было видно, что спутники Отона явно рады возможности вкусить даровых угощений в доме, где чествуют знаменитого гостя; сенатор Виний, возмущенно замахал морщинистыми руками, продолжая шепотом упрекать жену в легкомыслии. Лоллия, не таясь от него, театрально закатывала глаза. Марцелла предположила, что уже через месяц Лоллия потребует у Виния развода.