Мэри Кайе - В тени луны. Том 2

— Это ребенок Алекса, — произнесла Винтер. — Алекс сказал, что Лакноу будет взят, но он меня не оставит. Думаешь, Лу, я смогла бы уйти, даже если бы хотела? Все в этом доме рискуют своими жизнями ради наших. Взяв нас под защиту, они не думали ни о какой выгоде для себя. Мы в большом долгу перед ними. Если я останусь здесь, то во время штурма я смогу присмотреть за домом. Я не могу покинуть… И Алекс знал это.

Лу не стала больше тратить слова понапрасну. Она предвидела такой исход и потому сейчас поцеловала Винтер.

В ее глазах совсем неожиданно появились слезы. Женщины с любовью и уважением улыбнулись друг другу. Они пожали руки, снова поцеловались, не проронив ни слова, потому что много было о чем еще поговорить… так мало требовалось сказать на прощание. А потом Лу уехала. Лу, Аманда, миссис Хоссак, Джимми.

Армия под командованием сэра Колина Кэмпбелла — армия Хэвлока — отступила из Лакноу вместе с женщинами, детьми и оставшимися в живых солдатами гарнизона, так упорно и долго оказывавшими сопротивление. Они покинули одинокую, пустую резиденцию со все еще реющим над пробитыми крышами британским флагом. Из тринадцати беженцев, получивших убежище жаркой июльской ночью в Гулаб-Махале, во дворце осталась одна Винтер.

Очередной раз волна войны накатилась и отошла от Лакноу, оставив его лежать в руинах, разоренным. Грохот орудий прекратился. Опять до укрывшихся во «Дворце роз» доносились лишь воркование голубей, пение петухов, крики попугаев, щелканье белок и шум городской жизни. Канонада еще была слышна, но уже не в резиденции. Она стала более отдаленной, доносилась из Алам Зах — «Сада Мира» — окруженного стенами, укрепленного королевского сада милях в двух от Лакноу, где сэр Колин Кэмпбелл оставил подразделение под командованием генерала Аутрама, чтобы иметь хотя бы один пост наблюдения за городом.

Маулви из Оайзабада, лучший генерал во всей армии мятежников, атаковал там британские силы и отрезал их от Каунпура. В течение нескольких последующих месяцев Алам Зах подвергался атакам, как раньше резиденция. Но в отличие от резиденции здесь оборонялся не осажденный гарнизон, а достойные силы, предотвратившие захват, и ждавшие дня, когда можно будет начать решающую атаку на Лакноу.

Ни о Карлионе, ни об ушедших с ним мужчинах никаких известий не было. Об Алексе тоже. Но вернулись носильщики и сообщили, что белые женщины и их дети добрались до Алам Заха и находятся в безопасности. Итак, Лу и миссис Хоссак спаслись. Винтер надеялась, что путешествие не пошло во вред Аманде. Лу заслужила девочку.

Год подходил к концу, но мятеж набирал силу. Люди продолжали воевать и умирать. Мятежники удерживали Лакноу, строили баррикады в ожидании атаки, которая, как они знали, не заставит себя долго ждать. Для Могола короткая, подобная мыльному пузырю мечта Захадур Шаха об империи лопнула с падением Дели: Дунду Пант, Нана Саиб сбежали. Множество позиций, захваченных повстанцами, оказались снова в руках британцев.

За розовыми стенами Гулаб-Махала дни проходили спокойно. Винтер погрузилась в жизнь дворца, стала ее частью — как была ее частью много лет назад, когда Хуанита и Азиза Бегам были живы, а сама черноволосая Винтер играла с раскрашенными алебастровыми птицами в комнате Сабрины.

Обитатели дворца часто забывали, что в ее венах течет иная кровь, чем у них. Винтер говорила, думала и мечтала на местном языке, как в детстве. Она занималась хозяйством. Мумтаз посвятила ее в тайны консервирования фруктов и специй, приготовления жасминового масла, мыла из перетертой в порошок травы и сурьмы — черной руды сурьмы, используемой для подкрашивания глаз. В Гулаб-Махале дни проходили беззаботно. Амира и ее сын играли с детьми постарше на крыше и рассказывали разные истории, а их матери болтали и весело смеялись. Два раза в день, утром и вечером, Винтер поднималась на крышу, где раньше жил Алекс, и смотрела поверх деревьев в сторону Лакноу.

— Он не погиб, — сказала она Амире. — Если бы он умер, я почувствовала бы это своим сердцем.

Но выдавались дни, когда Винтер не чувствовала такой уверенности, когда ужас внезапно охватывал ее, и она думала об Алексе, лежащем мертвым или умирающим в Лунджоре — измученном, раненом или больном. И когда эти черные дни проходили, Винтер бежала к себе в комнату, и эта комната, как всегда, являлась талисманом, обладала очарованием, убеждавшим ее, что все будет хорошо. Она только трогала рукой потертые линии лепных фигурок, ощупывала алебастровые перышки и чувствовала, как возвращается к ней покой, словно стены действительно обладали волшебным действием. Алекс должен вернуться.

А потом в январе она, наконец, услышала о нем. Старик Дасим Али, у которого всюду были друзья, окольным путем услышал, что сахиб добрался до Лунджора и восстановил там порядок. У него были телохранители, выделенные Сирдаром, имевшим причины быть ему благодарным, и с такой поддержкой он взял Лунджор под контроль, успокоил недовольных, восстановил суды с местными магистратами, судьями и полицией, так что жизнь постепенно становилась снова нормальной. В слухах не указывалось имя, но Винтер оно не требовалось. Она знала, это мог быть только Алекс. Он поступил правильно, что ушел.

В течение января мятежники атаковали Алам Зах, но в середине месяца Маулви получил ранение и отступил. Тщетность попыток взять Алам Зах, обрушившиеся на них неудачи разочаровали их. В рядах повстанцев начались разлады. Многие разошлись по своим городкам и селам. Но многие остались и продолжали атаковать, сражаясь упорно и яростно. В конце февраля был предпринят последний штурм гарнизона. Король Оуда Бегам лично руководил войсками. Первый министр и множество знатных лиц Оуда тоже отправились в атаку на слонах.

Ранним утром Винтер услышала стрельбу. Стены «Дворца роз» задрожали. Испуганные вороны и голуби с криками закружились над крышами города. Но грохот пушек значил для Винтер не больше, чем карканье ворон, поскольку ее страдания начались до рассвета, и канонада являлась лишь тусклым фоном по сравнению с родовыми муками.

Это были нелегкие роды. Иногда Амира, Мутаз Бегам, Хамида и другие женщины, входившие и выходившие из комнаты, тревожно переглядывались друг с другом. Но Винтер вспоминала долгий, жаркий, мучительный день в Хайрен Минар и голос Алекса, говорящий с Лотти — объясняющий, подбадривающий, успокаивающий. И то, что он говорил тогда Лотти, он будто говорил сейчас Винтер: ничего не бояться. И она не боялась.

Сквозь накатывающие волны боли Винтер смогла увидеть окрашенное лучами заходящего солнца небо, которое на самом деле было стенами ее комнаты. Красивые, очаровательные деревья, цветы, покачивающиеся от легкого ветерка на фоне этого неба, птицы и звери были свидетелями ее собственного рождения и ее первыми игрушками.