Жюльетта Бенцони - Марианна и неизвестный из Тосканы

И чем яростнее она защищала свою жизнь, тем больше усиливалось ощущение удушья. Вдруг зеленые джунгли стали расти, поднялись до головы и едва покрыли ее, как превратились в поглотившие ее волны бушующего океана. У Марианны иссякли все силы, она начала тонуть, когда в зеленоватой глубине возникла чья-то рука, которая увеличивалась, увеличивалась и, взяв ее в теплое объятие, вдруг вынесла на свежий воздух. Из-за сверкающего горизонта появилась фигура мужчины. Марианна тотчас узнала Язона Бофора. Она заметила также, что он смотрит на нее со смесью жалости и гнева.

— Почему вы до такой степени любите всякие передряги? — спросил он. — Почему?.. Почему?..

Голос удалялся, слабел до шепота, а закутанная в черный плащ фигура закружилась, захваченная вихрем, и превратилась в улетавшую к пурпурному небу птицу.

Марианна с криком проснулась, вся в слезах. Свет в комнате был потушен, и она освещалась только ночником. Снаружи больше не доносилось ничего, кроме монотонного шума дождя, бившего по стеклам и брусчатке мостовой.

Марианну охватила дрожь. Она вся взмокла, но температура заметно упала.

Чувствуя, что среди влажных простыней снова не уснет, она встала, сбросила их, стянула прилипшую к телу рубашку, нагишом завернулась в одеяла и, скользнув под громадную красную перину, растянулась прямо на матрасе. Она даже не взглянула в сторону сверкающего белизной дворца. Пережитый странный сон вызвал у нее чувство раскаяния. Она уже давно не вспоминала американца. И ей вдруг показалось, что она легче перенесла бы свои теперешние испытания, если бы он был здесь, ибо несмотря на все, что их разделяло, ей нравилась окружавшая его атмосфера спокойной силы, склонности к приключениям и битвам, даже холодной логики реалиста, так оскорбившей ее вначале.

С горькой улыбкой она подумала, что единственным мужчиной, с которым, может быть, ей действительно понравилось бы возбудить ревность Наполеона, был именно Язон. Но увидит ли она его когда-нибудь? Кто может сказать, в какой точке земного шара плывет сейчас его новый красивый корабль, корабль, даже имени которого она не знает…

Лучше будет попытаться больше не думать об этом.

Впрочем, для того, что она задумала, прекрасно подойдет австрийский князь… или кто угодно из ее поклонников.

Тяжело вздохнув, Марианна наконец вновь уснула.

Но на этот раз ей снился большой корабль с белыми парусами, мчавшийся по вспененному морю. Корабль с носовой фигурой, повторявшей соколиный профиль Язона Бофора.

Следующим вечером Марианна вернулась домой в карете князя Клари унд Алдринген, оставив Аркадиуса де Жоливаля заниматься лошадьми. Она еще не пришла в себя после ужасного приступа лихорадки, явившегося следствием быстрой езды, однако оставаться в Компьене было выше ее сил. Один вид дворца стал для нее таким невыносимым, что она готова была уехать хоть верхом и под дождем, лишь бы избавиться от гнетущей атмосферы города, где с самого рассвета шли толки о беспрецедентном нарушении Наполеоном протокола.

Видя ее волнение, Аркадиус пораньше приступил к поискам кареты, но, по правде говоря, ему не пришлось идти дальше двора гостиницы. Леопольду Клари, которого император удерживал при себе до прибытия новой супруги, следовало как можно скорее попасть в Париж и вручить послу, князю Шварценбергу, несколько депеш от своего монарха.

Узнав, что очаровательная певица, чья красота так восхитила его накануне вечером, ищет карету, чтобы вернуться в Париж, пылкий австриец пришел в восторг.

— Скажите мадемуазель Марии-Стэлле, что все мое имущество и я сам в ее распоряжении, полностью! Пусть она пользуется этим, как ей угодно!

Часом позже Марианна покидала Компьен в обществе молодого дипломата, тогда как Жоливаль в довольно мрачном настроении направился на конюшню. Откровенно говоря, верный ментор Марианны был просто в замешательстве.

Внезапная симпатия, проявленная молодой женщиной к этому австрийцу, даже имени которого она еще вчера не знала, казалась ему совершенно необъяснимой. Все настолько не походило на обычное поведение подопечной, что он невольно спрашивал себя, что же кроется в

самом деле за этим.

А в это время карета Клари мчалась по мокрому лесу снова под дождем, направляясь в Париж. Дождь опять пошел ночью, и ничто не предвещало, что он собирается прекратиться… Унылое грязно-серое небо низко повисло над землей, но никто из сидевших в карете не замечал этого. Утомленная Марианна, закутавшись в большой черный плащ, который Жоливаль принес утром, и прислонившись к плотной суконной обивке, невидящими глазами смотрела на дождь, перебирая в памяти вчерашние события. Вновь она видела восхищенное лицо Наполеона, когда он открыл дверцу кареты и обнаружил пухлые щеки эрцгерцогини под нелепыми перьями ара. Вновь она видела, с какой нежностью он протянул ей руки, помогая выйти из кареты в Компьене. Дождь тоже способен вызывать призраки. У сегодняшнего их было только два, все время одни и те же… Что касается Клари, то он молчаливо созерцал тонкий профиль своей бледной от усталости спутницы, синеву под зелеными глазами, на которую отбрасывали такую волнующую тень длинные черные ресницы, наконец, совершенную красоту ее рук, особенно той, что без перчатки, подобно белому цветку, покоилась на темной ткани плаща. И дипломат не мог скрыть удивления при виде явного аристократизма этой певицы. Незначительная итальянка, простая артистка театра с осанкой герцогини, с руками королевы? А как грустна, как загадочна, словно в глубине ее сердца скрывалась роковая тайна!

Тут что-то не так! Предполагаемая тайна интриговала его так же, как волновала красота певицы.

Это побуждало его соблюдать в отношении спутницы невероятную сдержанность. За все двадцать лье, что они проехали друг против друга, он обращался к ней, только чтобы удостовериться, не холодно ли ей и не желает ли она остановиться, замирая от восторга, когда в ответ она улыбалась ему.

И Марианна по достоинству оценила такое поведение и была признательна ему за это. Впрочем, не было никакой необходимости, чтобы он словами выразил впечатление, которое она произвела на него. Серые глаза молодого человека достаточно красноречиво говорили то, о чем молчали губы.

Когда через заставу Сен-Дени въехали в Париж, ночь уже давно наступила, но Клари все не спускал глаз с Марианны, даже когда ее лицо стало только светлым пятном в темноте кареты. Он сгорал от желания узнать, где живет его прекрасная спутница, но, верный принятой им линии поведения, удовольствовался заявлением:

— Наш путь пройдет мимо посольства. Прошу вашего разрешения, сударыня, покинуть вас там. А карета отвезет вас, куда вы пожелаете.