Эндрю О’Коннор - Армстронги. Загадка династии

– Что, прости?

– Просто, живя столько времени в Армстронг-хаусе, я не могла не заметить, что вы с ним, похоже, очень много спорите.

– Не поняла, что?

– Мне просто кажется, что, если бы ты немного расслабилась, всем было бы лучше.

– Ты ничего об этом не знаешь, Виктория!

– Я и не утверждаю, что знаю! Но я понимаю людей. Чарльз – из того, что я вижу, – личность спонтанная и авантюрная. Это может выглядеть захватывающим, но также может вызывать и стресс у окружающих, как в прошлом было это у тебя. Однако, если ты будешь воспринимать его таким, какой он есть, ваша семейная жизнь может немного улучшиться.

– И уж тогда мы заживем по-настоящему, достигнув навеки большого семейного счастья, как у вас с Гаррисоном. – Горькие слова Арабеллы сочились сарказмом.

– Я этого не говорю. Но для того, что вы с ним сделали много лет тому назад, нужно было очень сильно любить друг друга. Я только хочу сказать, что такая любовь не умирает.

– О, такая любовь, Виктория, и вправду не умирает. И я, к твоему сведению, до сих пор безумно влюблена в Чарльза. Но жизнь с ним приносит мне одни проблемы.

– Ладно, если все так сложно, почему бы вам тогда просто не разойтись? – спросила Виктория, начиная раздражаться.

– О, так ты действительно ничего не знаешь, Виктория! Не все могут похвастаться миллионами на своем банковском счету и таким беззаботным отношением к жизни, как это есть у тебя. Я никогда не уйду от Чарльза. Во-первых, я его слишком люблю. Во-вторых, я слишком многим пожертвовала ради этой любви. В-третьих, в нашем кругу люди не разводятся. А если такое происходит, люди ломают свои жизни, и это уничтожает их – в особенности это касается женщин.

– Я и не предлагала тебе сделать это в реальности! Я просто хотела подчеркнуть, что у человека в жизни всегда есть свой выбор…

– Виктория, моя супружеская жизнь, с твоей точки зрения, может показаться не похожей на мечты молодости. Но это моя семейная жизнь, и для меня она – самое главное. Так что почему бы тебе не продолжать сосредоточиваться на отношениях Чарльза с Гаррисоном, оставив при этом в покое мой брак? – Арабелла раздраженно бросила окурок на землю, раздавила его ногой, после чего развернулась и пошла обратно в дом.

– Три, два, один – с новым столетием! – громко крикнул Чарльз в бальном зале под восторженные крики гостей; в воздух взвились ленты серпантина и фонтаны бумажных конфетти.

Виктория, которая только что зашла в бальный зал, прямиком направилась к Гаррисону.

– С Новым годом, милый! – сказала она и поцеловала его. Тут она заметила Арабеллу, стоявшую рядом с мужем в другом конце зала. Чарльз радостно праздновал это событие вместе со всеми, а она казалась отрешенной и погруженной в глубокие размышления.

В первые часы нового столетия Эмили ехала в двухколесном кебе по улицам Лондона в одиночестве. Все остальные проезжавшие мимо экипажи и кебы везли шумные компании радостных пассажиров.

Дрожа от холода, она плотнее запахнула свое пальто. Они с Хью были в доме одного из его друзей на праздновании Нового года, которое превратилось во впечатляющую демонстрацию богатой экстравагантности, которая очень понравилась Хью, поскольку любое пребывание в высшем обществе приводило его в трепет.

Он с гордостью водил ее среди гостей, обращаясь едва ли не к каждому со словами:

– Вы знакомы с моей женой, леди Эмили Армстронг? Она сестра герцогини Бэттингтонской – да-да, самóй герцогини Бэттингтонской.

При каждом таком представлении она вся внутренне сжималась, хотя сейчас к такому уже привыкла. По мере того как вечер продолжался, а Хью пьянел и становился все более громогласным, Эмили все больше съеживалась от смущения и неловкости.

Она случайно подслушала разговор двух гостей.

– А она на самом деле из семьи Армстронгов, сестра Гвинет Бэттингтон?

– Хочешь верь, хочешь не верь, но да.

– Но что она делает рядом с ним?

– Сам удивляюсь! Тут все очень странно. Думаю, что ее семья не одобряла такой выбор.

– Не одобряла?! Я не удивлен – совершенно гротескный тип!

– Мне кажется, у нее немного не в порядке с головой, если она вышла за него замуж.

После этих слов она побыстрее отошла подальше, боясь того, что может услышать дальше.

– Ах, а вот и моя жена! – воскликнул Хью, подходя к ней покачивающейся походкой. – Пойдем, Эмили, давай потанцуем!

– Нет, Хью! Мне правда не хочется! – возразила она.

– Что тебе хочется или не хочется, значения не имеет. Важно, что хочется мне – в конце концов, ведь это я за все плачу. – Схватив за руку, он потянул ее на паркет, расталкивая людей по пути к центру площадки, после чего принялся танцевать с ней в пьяной и неуклюжей манере.

– Хью, мне действительно нужно сесть! – упиралась она.

Но от этих слов он лишь крепче сжал ее.

– Хью, ты делаешь мне больно!

Внезапно он упал, увлекая ее за собой, и теперь они вдвоем лежали, распластавшись на полу; танцующие, ахнув, расступились и столпились вокруг, уставившись на них.

Хью разразился пьяным хохотом, тогда как на глазах у Эмили выступили слезы стыда. Она постаралась встать на ноги, но он не отпускал ее, стараясь подняться сам, отчего лишь снова рухнул на паркет. В конце концов двое мужчин бросились к ней и помогли встать, а третий поднял Хью.

– Он действительно утянул ее за собой вниз – в буквальном смысле этого слова! Ее отцу было бы так стыдно за нее, – услышала Эмили реплику одной матроны, когда с помощью мужчин дошла до стула.

Эмили сидела там и изо всех сил старалась не разрыдаться, тогда как Хью продолжал, спотыкаясь, бродить вокруг танцующих, нисколько не переживая по поводу того, что только что произошло.

Затем она встала и попросила ливрейного лакея, чтобы тот принес ее пальто.

Лакей вызвал для нее двухколесный кеб, а потом еще проинструктировал кучера отвезти ее на Хановер-Тэррас. Все это в принципе было уже не ново для нее. Большинство каких-то мероприятий, которые они посещали по настоянию Хью, оканчивались тем, что он выставлял в дураках и себя, и ее, после чего она рано уезжала домой одна, лелея свою уязвленную гордость.

Она выглянула в окно и увидела на улице компанию гуляк, которые кричали ей какие-то радостные приветствия.

Но она тут же отвернулась, проигнорировав их.

– Почему она такая грустная? – крикнул один из них ей вслед. – Ведь наступил 1900 год!

А она подумала, что это всего лишь еще один год ее мучительного заточения.

Она вошла в их дом на Хановер-Тэррас и обессиленная с трудом поднялась к себе в спальню. Закрыв за собой дверь на замок, она погрузилась в беспокойный сон.

Часа через два ее разбудил какой-то грохот, донесшийся снизу. Она села на кровати. Грохот повторился. Она поняла, что Хью приехал домой мертвецки пьяным и просто падает на мебель, ломая ее.