Лаура Кинсейл - Звезда и тень

Затем полностью снял ножны, обнажив меч. Лезвие не очень прочно держалось на эфесе. Еще несколько движений, и он отделил железное лезвие от верхней части и швырнул его за борт.

Послышался всплеск.

Затем человек, держащий острие из «стола невесты», скользнул вперед, и с глубоким поклоном подал его Икено. Тот приставил лезвие к рукояти. Но конец его во что-то уперся. Лезвие, казалось, не совсем подходило.

Мистер Икено глянул на Сэмьюэла.

Леда никогда еще не видела подобного лица у своего мужа — бесчувственная маска.

Японец вновь посмотрел на меч. Одной рукой он удерживал лезвие, ладонь другой обнимала рукоять. Он вновь сделал усилие. Лезвие задрожало и стало на место.

— Ица! — воскликнул Икено. Казалось, со всех упали чары. Люди заулыбались, задвигались. Икено поднял меч, который блеснул на солнце. — Банзай!

— Банзай! — пронеслось эхом над бухтой.

— Мы можем поехать домой? — спросила Леда. Сэмьюэл улыбнулся.

— Послушай меня, Леда, — он говорил быстро, на том самом певучем английском, который плохо понимал Икено. — Что бы ни случилось, делай, что я скажу. Поклонись этому человеку, потом — мне.

Она заколебалась, но потом подчинилась, подражая тому движению, которым неоднократно обменивались на ее глазах Дожен и Сэмьюэл.

Но мистер Икено посмотрел на Сэмьюэла и кивнул, держа меч перед собой.

— Досточтимая жена Джурада — достойна благодарности. Любая просьба — Икено выполнить. Будущее, даже после жизни Икено. Благородная жена-сан.

— Сумимазен, — сказал Сэмьюэл. — Я всегда к вашим услугам, я у вас в долгу. — Он посмотрел на Леду и тихо, певуче сказал, — как только я скажу, ты прыгнешь за борт.

Леда была поражена.

— Я не могу…

— Делай, как я говорю. Что бы ни случилось, — на лице появилось жестокое выражение.

— Но…

— Тихо! — он подошел к ней резко, схватив за плечи, повернувшись спиной к остальным. — Послушай, жена, — он говорил жестко, сквозь зубы. — Если ты не сделаешь все, что я говорю, то никогда мы не вернемся домой. Это — не представление, не игра. Не маскарад. Если я скажу тебе прыгнуть, ты прыгнешь, ясно? — он затряс ее, держа за воротник. — Плачь!

Леда уже и так готова была заплакать. Она ничего не понимала.

— Сэмьюэл…

— Они не могут отчалить до прилива. Четыре часа. В воде я все тебе объясню. Делай то, что я тебе говорю! Что бы ни случилось!

На глазах у нее появились слезы страха:

— А что должно случиться?

Он издал грубый звук и оттолкнул ее. Искоса посмотрел на Икено:

— Йои шийо.

Японец защебетал на своем языке, оживленно жестикулируя.

Сэмьюэл заколебался, затем склонил голову, как бы ожидая конца обсуждения.

Икено раздавал приказы. Лица всех его людей стали сосредоточенными. Расстелили еще одну циновку, еще один меч — укороченный, с простой рукоятью, положили на нее. Сэмьюэл встал на колени рядом с этим мечом. Он отвесил поклон, коснувшись пола лбом, и выпрямился.

Мистер Икено тоже встал на колени. Он, неотрывно глядя на Сэмьюэла, взял меч с циновки. С ритуальной торжественностью он вынул его из ножен и вытер лезвие куском материи — медленно, в абсолютной тишине. Только слабое дыхание воды доносилось из-за кормы.

Нет, Леде все это не нравилось. Она видела, как Икено провел мечом по подушке — белая пыль поднялась и осела на острие. Икено вновь вытер лезвие — еще более тщательно, еще более медленно.

Чистая сталь засверкала. Икено повертел ее в руках, затем протянул Сэмьюэлу, направив конец на него. Леда ухватилась за парапет. В лицо ей бросилась кровь. Соломенная шляпа давала мало тени и прохлады. На голове ее мужа вообще ничего не было. Его волосы золотились на солнце, лезвие меча засветилось в его руках по всей длине. Сэмьюэл осмотрел меч, затем протянул обратно — Икено.

Сэмюэль сидел без движения, пока японец маслом протирал меч — с той же тщательностью, что и прежде.

Затем положил на циновку — обнаженным концом по направлению к Сэмьюэлу.

Икено взял потом меч с золотой рукоятью. И ритуал повторился до деталей.

Леда затаила дыхание. Они будут биться? Наверное, это церемониальная процедура перед поединком.

— Сэмьюэл, — сказала она дрожащим голосом, — я хочу, чтобы мы отправились домой.

Мистер Икено посмотрел на нее так, как будто чайка начала разговаривать. Он прекратил натирать меч маслом.

Сэмьюэл сказал Икено:

— Томен назай.

Тот кивнул.

Сэмьюэл вложил короткий меч в ножны, положил его, встал и подошел к Леде. Он коснулся ее руки, склонился к ее уху.

— Мы не можем поехать домой. Я только прошу, делай все, что я скажу.

— Что происходит?

Кончики его пальцев коснулись ее щеки:

— Леда, пожалуйста.

— Что?

Он только посмотрел ей в глаза. Леда испуганно вздохнула, схватила его за рубашку.

— Сэмьюэл, я не хочу… не хочу…

— Ты любишь меня?

— Да.

— Тогда слушай только меня.

— Это какой-то кошмар.

— Я люблю тебя, Леда, помни это. Она смотрела на кровавую полосу на его шее. С ее губ были готовы сорваться слова протеста. Он слабо улыбнулся.

— И не забудь, как следует дышать. Помнишь?

— Сэмьюэль, если что-то случится с тобой, я…

— Не забудь, — прошептал он.

Сэмьюэл вновь опустился на колени. Он смотрел в лицо Икено, а также на короткий харакири-чатана с раздвоенным концом и рукоятью в форме человеческой фигуры, обернутой черным шелком. Затем он перевел взгляд на Го-куакуму.

Икено оказывал ему высшую честь — быть его помощником (роль, которую выполняет только родственник), предоставив возможность завершить ритуал с помощью демонического меча. Весь акт должен быть доведен до конца, но есть шанс избавить Сэмьюэла от мучений: стоит только ему вонзить меч в себя, Икено срубит ему голову.

Это было своего рода милосердие: человек не восточной крови вряд ли сможет сделать продольный, потом поперечный надрез, а затем воткнуть меч себе в горло, как настоящий восточный воин.

Сэмьюэл следил за руками, которые ласкали Гокуаку-му. Любящие руки. Руки матери, ласкающей ребенка. Икено не спешил. Японский меч славен тем, сколько врагов он убил одним ударом. И это лезвие, не используемое годами, будет испробовано на Сэмьюэле.

Икено осматривал Гокуакуму дюйм за дюймом. Он протянул лезвие Сэмьюэлу, дал взглянуть, но не коснуться, на острый конец, сверкающую сталь. Голова и лапы зверя на мече, казалось, движутся.

Сэмьюэл поклонился. Икено положил Гокуакуму в ножны, встал, заняв позицию за спиной Сэмьюэла.

Мысленно Сэмьюэл произносил куджи. Он не чувствовал ничего, сливаясь в эту минуту с пространством. Время остановилось. Все перестало существовать, осталась только земля, вода, ветер, огонь и этот меч перед ним. Время и меч. Вечное время.