Сьюзен Кинг - Пронзенное сердце

— Что это, черт возьми, такое? — спросил Николас подошедшего Питера. Тот присмотрелся.

— За рекой? Огонь в поле.

— А что там еще, за дымом?

— Похоже на широкую каменную стену. — Питер прищурился. — Боже, да это же крепостная стена, ее только начали строить.

— Все ясно. Батюшка возводит новый замок на моей земле.

— Но твои границы ясно отмечены валунами, выкрашенными белой краской. Что бы он ни предпринимал в долине, граф не рискнет строиться на чужой территории.

— Ты так считаешь? — Николас искоса взглянул на друга. — Несколько недель тому назад я прямо попросил отца прекратить строительство этой башни. Но, как видишь, он не отдал подобного приказа своим каменщикам.

— Считаешь, что у него есть королевское разрешение на это строительство?

— Нет, но когда все королевство находится на грани раздора, он, возможно, полагает, что это легко сойдет ему с рук: ведь он — один из немногих верных королю подданных. Черт возьми. Борьба за эту хартию мало что изменила. Она не может помочь даже в такой мелочи.

— Не сомневаюсь, что шериф разберется с этим недоразумением. Ведь стены явно строят на земле Хоуксмура.

Николас нетерпеливо поморщился.

— Шериф нашего графства уже множество раз отказывался действовать против Уайтхоука. Каждый раз, как мой отец показывается в долине, у представителя власти как будто портятся зрение и слух.

— Король и его приближенные все еще держат зло на монахов-бернардинцев, — заметил Питер. — Этим и объясняется их равнодушие.

— Да, этим, да еще щедрым потоком золота, текущим из казны Уайтхоука в карман шерифа.

— Дерзость твоего отца — назовем это так — не знает границ. Николас угрюмо кивнул:

— Я знаю.

— Я думал, что лес простирается дальше на восток.

Николас неподвижно стоял, глядя вдаль, позволяя ветру свободно трепать свои волосы.

— Это так и было. Поэтому мы и не видели до сих пор этой стены. Уайтхоук спалил часть моего леса. Этот дым… — он стукнул кулаком по каменному парапету. — Придется срочно прекратить все это. Я не могу стерпеть, чтобы у меня под носом вторгались на мою землю, рубили, жгли мой лес, что-то строили.

— Но ты же не собираешься начинать с ним войну! Николас резко повернулся.

— Неужели? Ах да, кодекс чести не позволяет! Не хочу слышать ни о каких кодексах!

— Если ты выступишь со своим войском, Уайтхоук немедленно ответит тем же, и уже через несколько дней Хоуксмур окажется в осаде. Ты же сам прекрасно знаешь, что ему нужен лишь маленький повод, чтобы начать то, что он готов сделать в любую минуту — напасть на тебя, даже из-за пустяка.

Нахмурившись, Николас пристально взглянул на облака, так изменившие все вокруг. Действительно, нельзя допустить нападения на замок. В нем сейчас находится драгоценное сокровище. Ни Уайтхоук, ни Питер не подозревают об этом.

Если бы он не был сейчас в таком мрачном настроении, то само воспоминание о попытке Эмилин выдать себя за другую рассмешило бы его. Конечно, он сразу узнал ее — в тот самый момент, как увидел в солярии. Но он не откроется до тех пор, пока не решит, что с ней делать. Или для нее, раздраженно подумал он, пытаясь подавить желание встряхнуть хоть немного здравого смысла в ее хорошенькую, хотя и спрятанную под монашеским чепцом, головку. Сейчас, когда в его доме и Эмилин, и дети, и тетушка, и все остальные, он не может рисковать их спокойствием и начинать войну с Уайтхоуком. Придется придумать какой-то другой способ.

— Что ты предпримешь? — спросил Питер.

— Для начала посмотрю и подумаю. — В сверкающих глазах рыцаря внезапно отразились зеленые грозовые облака. — Хочу выяснить, насколько близко все это к моим пограничным камням. Клянусь распятием, — пробормотал он про себя, — в мое отсутствие здесь произошло множество событий.

Николас резко повернулся и быстрым шагом пошел по стене. Питер едва поспевал за ним.

Всадник остановился на вершине холма и, тихонько натянув зеленоватые поводья, внимательно рассматривал тени облаков, лежащие в цветущей чаше долины. Едкий запах дыма раздражал. Всадник повернулся в сторону просеки, туда, где лента из тщательно обтесанного белого известняка превратилась в высокие крепостные стены.

Каменщики и рабочие двигались вверх и вниз по кучам мусора и по деревянным лесам, издали напоминая муравьев, таскающих в свой муравейник крошки и хвоинки. Некоторые из них поднимали в сетях камни, пользуясь при этом подъемником высотой с саму стену и выкрикивая разнообразные команды и советы.

На светлой лошади восседал высокий беловолосый рыцарь. Окруженный приближенными, он внимательно наблюдал, как дым, темный, словно дыхание ночи, поднимается в грозовое небо. Лес жгли, чтобы расчистить место для строительства нового замка.

Всадник тронул коня и медленно двинулся вниз с холма. Длинная зеленая попона едва не задевала землю. Оказавшись среди деревьев, он прибавил ход и уже рысью начал приближаться к стройке. Подъехав поближе, он остановился в зарослях и, сняв покрытые мхом и листьями перчатки, начал внимательно вглядываться и вслушиваться в происходящее.

Через некоторое время по темному небу прокатились низкие рокочущие раскаты грома. Рабочие, словно по команде, посмотрели вверх, а затем повернулись к графу. Шавен перегнулся со своего коня и тихо что-то сказал Уайтхоуку. Рядом породистая собака в железном ошейнике с шипами прижала уши и тихо завыла.

Небо стало пепельно-серым. Этот мрачный цвет поглотил зелень листвы и белизну стен, сделав все мрачным и темным. Снова тяжело и гулко прокатился гром. Не дожидаясь разрешения господина, люди быстро слезли со стен и побежали в укрытие — маленькую покрытую соломой хижину неподалеку. Уайтхоук тронулся с места вместе с Шавеном, свитой и собакой. Но они не успели уехать — раздался новый резкий удар грома, сверкнула молния , и разразился настоящий ливень.

Шавен нервно взглянул вверх и что-то сказал графу.

Дождь хлестал с не растраченной еще силой. Все оказалось в воде: лес, поле, люди. Выведя коня из зарослей. Зеленый Рыцарь направился прямиком к замку, не обращая ни малейшего внимания на дождь. Вода ручьями стекала с листьев, которыми была плотно покрыта его одежда. Боярышник и остролист обрамляли капюшон, защищая лицо от потоков дождя, и намазанное зеленой мазью лицо блестело от редких капель. Он ехал легко и неслышно — легенда, покинувшая седую древность и пришедшая в настоящее.

Уайтхоук резко натянул поводья — его конь взбрыкнул и заржал. Шавен и двое конвойных тоже внезапно остановили коней.

Зеленый всадник приветственно поднял руку с пальцами-веточками. Дождь не позволял рассмотреть детали его внешности, но не мог уменьшить ужаса тех, кто видел его. Сейчас он уже был на расстоянии полета стрелы, но продолжал приближаться галопом.