Джейн Кренц - Обольщение

— Слово чести, милорд?

Он выругался, еще сильнее прижал ее к себе. Он чувствовал ее напряжение, но понятия не имел, как вывести ее из этого состояния.

— Возможно, ты не веришь в мое слово чести, но обещаю, в следующий раз, когда мы займемся любовью, ты не будешь страдать.

— Я даже мысли не допускаю о следующем разе, Джулиан.

Он медленно выдохнул:

— Да, понимаю.

Он почувствовал, как Софи пытается высвободиться из его рук, но не отпускал ее. Он должен найти способ успокоить ее, уверить, что он вовсе не чудовище, каким показался ей прошлой ночью.

— Извини, дорогая, сам не знаю, что на меня нашло. Может показаться странным, но, честно говоря, я даже не помню, что случилось. Поверь, я не хотел причинить тебе боль.

Софи пошевелилась, упираясь ему в плечи:

— У меня нет желания это обсуждать.

— Мы должны. Иначе будет еще хуже. Софи, посмотри на меня.

Она медленно подняла голову, неуверенно взглянула на него из-под ресниц и торопливо отвела взгляд.

— Что вы хотите от меня, Джулиан?

Его руки на миг сжали ее, потом он заставил себя расслабиться.

— Я хочу, чтобы ты простила меня и не злилась из-за проклятой ночи. Конечно, я сейчас прошу слишком многого…

Она прикусила губу:

— Ваша гордость удовлетворена?

— Черт с ней, с гордостью. Я пытаюсь извиниться перед тобой и объяснить, что никогда не будет так… так неприятно. — Проклятие!» Неприятно»— разве этим словом можно объяснить, что она чувствовала прошлой ночью, когда он такое с ней сотворил? — Любовь должна быть приятна и мужчине, и женщине. Любовь — это удовольствие. И я хотел, чтобы ты его испытала. Не знаю, что случилось… видимо, у меня помутился разум. Черт побери, я, наверное, сошел с ума.

— Пожалуйста, милорд. Ваши слова меня ужасно смущают. Неужели мы должны обсуждать случившееся?

— Но пойми, нам просто необходимо все обсудить.

После паузы она осторожно спросила:

— А почему необходимо?

— Софи, ну будь наконец разумной, моя радость. Мы женаты и должны заниматься любовью часто, поэтому у тебя не должно быть страха после первого опыта.

— Я не хотела бы называть любовью то, что не имеет к любви никакого отношения, — резко ответила Софи.

Джулиан закрыл глаза, пытаясь не терять самообладания. Ничего не поделаешь, он должен проявить терпение по отношению к своей жене. К сожалению, он не мог похвастаться этой чертой своего характера.

— Софи, ты ненавидишь меня?

Она тяжело вздохнула и уставилась в окно.

— Нет, милорд.

— Хорошо, во всяком случае, уже что-то. Немного, но что-то. Проклятие, Софи, что я делал с тобой ночью? Я набросился на тебя? Но клянусь, я ничего не помню после того, как подошел к твоей кровати.

— Я на самом деле не желаю это обсуждать, милорд.

— Да, разумеется.

Он запустил пальцы себе в волосы. Разве можно ожидать, что она сейчас в подробностях опишет все его действия? Он и сам ничего не хотел слышать. Однако ему необходимо знать, что он действительно сделал с ней и как низко может опуститься. Воображение уже начало мучить его.

— Джулиан!

— Вы правы, этому нет прощения, но вчера вечером я выпил слишком много портвейна. Клянусь, я никогда больше не приду к тебе в таком скверном состоянии. Этого, конечно, нельзя простить. И все-таки, пожалуйста, простите меня и поверьте, что в следующий раз все будет совсем иначе.

Софи откашлялась

— Что касается следующего раза…

Он поспешно прервал ее:

— Я понимаю, ты не горишь желанием повторить эту ночь, но не будем торопить события. Мы можем заниматься любовью, Софи. Это для тебя только первый неудачный опыт. Мы можем провести сравнение: допустим, ты упала с лошади, пытаясь научиться ездить верхом. И если снова не сядешь в седло, ты уже никогда не овладеешь искусством верховой езды.

— Я не совсем уверена, что собираюсь им овладеть, — пробормотала она.

— Софи!

— Да, конечно. Но есть маленькая проблема — наследник. Извините, милорд. Я чуть не забыла о ребенке. Он проклинал себя.

— Да не думаю я о наследнике! Я думаю о тебе! — простонал он.

— Наш договор заключен на три месяца, — тихо напомнила Софи. — Можем ли мы вернуться к первоначальному сроку?

Джулиан выругался про себя.

— Сомневаюсь, что это будет лучший выход. Твоя естественная неловкость за три месяца вырастет до чудовищных размеров. Софи, я тебе объяснил, что самое страшное позади. Зачем возвращаться к глупому договору?

— Да, именно. Особенно после того, как вы достаточно ясно дали понять, что у меня слишком мало средств добиваться выполнения нашего соглашения. — Она высвободилась из его объятий и подошла к окну. — Вы были совершенно правы, милорд, утверждая, что у женщины очень мало прав в браке. Она может положиться только на слово чести мужа-джентльмена.

Новая волна неловкости и чувства вины накрыла его с головой. Но когда вынырнул из нее, он скорее предпочел бы оказаться перед лицом дьявола, чем перед Софи. По крайней мере он мог бы защищаться.

Его положение казалось невыносимым. Остается одно достойное решение, и следует выбрать именно его, даже если уверен, что этим все осложнится еще больше.

— А могла бы ты вновь поверить моему слову, если я соглашусь вернуться к трехмесячному сроку нашего договора? — глухо проговорил Джулиан.

Она быстро глянула на него через плечо:

— Да. Я могла бы вам поверить, если вы пообещаете не обольщать меня и не применять насилие.

— Я хотел тебя обольстить, это верно. Однако сегодня ночью я применил насилие. Совершенно справедливо, ты можешь теперь расширить границы своих требований. Ну что ж, Софи, я согласен. Хотя мой внутренний голос подсказывает, что этого не следует делать, я все-таки не в силах отказать тебе в праве настаивать на отсрочке.

Софи наклонила голову и сцепила перед собой пальцы:

— Благодарю вас, милорд.

— Не стоит благодарности. Поверь, я совершаю серьезную ошибку. Что-то здесь не так. — Он потряс головой, словно пытаясь восстановить в памяти прошлую ночь. Но перед ним словно возникла стена. Неужели он потерял голову? — Я даю тебе слово больше не пытаться обольстить тебя в течение действия нашего соглашения. Не говоря уже ни о каком насилии. — Он поколебался и протянул руку, чтобы привлечь ее к себе, но осмелился лишь прикоснуться к ней. — Пожалуйста, прости меня.

И Джулиан вышел из ее спальни, чувствуя, что вряд ли мог уронить себя в ее глазах больше, чем уже уронил в своих собственных.

Следующие два дня могли бы быть лучшими днями в жизни Софи. Наконец-то ее медовый месяц стал таким, каким она рисовала его в своих мечтах. Джулиан был добр, задумчив и бесконечно нежен. Он относился к ней, точно она была редким и бесценным произведением из фарфора. Молчаливая чувственная угроза, витавшая в атмосфере пролетевших дней, наконец исчезла.