Кэндис Кэмп - Узы любви

— Восхитительно! — прошептал он и наклонил голову, чтобы поцеловать тело Кетрин, прикасаясь губами к тем местам, где вольно бродила его рука. Из гортани Кетрин, уткнувшейся лицом в его грудь, послышался полуприглушенный стон.

— О, Кетрин, — произнес он дрожащим неровным голосом, — я забираю назад свои слова о женщинах из Бостона. В тебе — огонь.

Его рука проникала все дальше вниз, разбираясь в складках платья и нижних юбок, пока не легла на ее обнаженный живот. Кетрин непроизвольно задержала дыхание, всхлипнув при этом прикосновении. Он успокоил ее, покрыв поцелуями столь страстно, что у нее закружилось в голове. Она вцепилась в его рубашку, смытая волной страсти в океан желаний, преследуемая странными, первобытными чувствами, о существовании которых в себе она не подозревала. Он затерялся внутри нее, а ее губы и тело, покорные его рукам, возбуждали в нем пламя диких инстинктов.

Однако вскоре звуки мужских голосов донеслись с улицы и заставили их очнуться от захватившей их страсти. Ее отец и те двое офицеров! Он стоял, не сводя глаз с ее лица, тяжело дыша, разгоряченный желанием. Их взгляды встретились. От испуга Кетрин была не в состоянии пошевелиться. Он сделал глубокий вдох и на секунду закрыл глаза. Постепенно его дыхание возвратилось к обычному ритму.

— Быстрее в кабинет и приведите там себя в порядок, я задержу их здесь, — коротко приказал он.

Она вихрем повернулась и вбежала в кабинет отца, закрыв и заперев за собой дверь. Хэмптон уселся в кресло и принял скучающий вид, накрыв шляпой подозрительную выпуклость в своих штанах. Кетрин прислонилась к двери с обратной стороны и дрожащими пальцами натянула на плечи сорочку и застегнула перламутровые пуговички, которых у нее на платье было превеликое множество.

Дверь с улицы отворилась, и она прижалась ухом к филенке, чтобы подслушать, зачем же вызвали Хэмптона. Сначала ничего не было слышно, кроме топота входящих, затем донесся голос ее отца:

— Где же моя дочь?

В ответ последовал ленивый протяжный бас Хэмптона.

— Закрылась в кабинете. Кажется, она не в восторге от моего общества.

Кетрин схватилась обеими руками за свои пылающие щеки. Как он только мог произнести это так обыденно, как ни в чем не бывало, после всего, что случилось! Она знала, что вина отчетливо читалась бы сейчас на ее лице. Неловкими движениями она попыталась затянуть свои густые волосы опять в узел. Но все ее заколки и шпильки были разбросаны по полу смежной комнаты. По ее щекам заструились горячие, обжигающие слезы. Что с ней? Все те страшные, позорные вещи, которые он с ней вытворял… Она теперь никогда больше не сможет с гордостью и достоинством высоко держать свою голову! Боже, и она не сопротивлялась ему, не угрожала пистолетом, даже не протестовала! Она всего лишь безвольно стояла и позволяла ему делать с собой все, что ему хотелось — и даже отвечала на его ласки! Она вспомнила, как целовала его, и в отчаянии зажала свой рот. Ей было приятно! Ей нравились его поцелуи и ласки! Она наслаждалась грубо, первобытно, как прежде не наслаждалась так ничем! Господь всемогущий, неужели она распутница? Неужели — одна из тех развратных женщин, о которых приличные леди говорят лишь шепотом?

В той комнате между тем ровный гул голосов был прерван чистым, веселым смехом Хэмптона.

— Без сомнения, джентльмены, — оборвав смех, холодно сказал он, — не можете же вы ожидать, чтобы я рассказал вам о водных глубинах на подходе к Чарльстону! Разве с моей стороны был когда-нибудь дан повод думать обо мне как об изменнике?

Кетрин пожалела, что не может запустить в него чем-нибудь тяжелым. Как он мог, как осмелился быть таким невозмутимым и собранным, в то время как она дрожала и была совершенна растеряна! Теперь ей нельзя было выходить замуж за лейтенанта Перкинса. Ведь если он обнаружит в ней такие вульгарные наклонности, это вызовет у него отвращение! Только… а вдруг, это и есть то, чем занимаются женатые люди? Возможно, Перкинсу это доставит такое же удовольствие, как капитану? Может быть, этот позыв к греху будет удовлетворен в браке? Если же она не выйдет замуж, то не подтолкнет ли ее первобытное естество на совершение чего-то ужасного? Не станет ли она «падшей» женщиной?

Может, брак является для нее единственно возможным достойным выходом из этого положения? И все же, не будет ли это обманом бедного лейтенанта Перкинса?

— Кетрин? — ее отец легонько постучал в дверь. — Можешь выходить, людоед ушел.

Кетрин задохнулась от неожиданности. Как ей посмотреть отцу в глаза? Взяв себя в руки, она заставила себя успокоиться. Отец не должен ничего заподозрить.

— О, папа, я и не пряталась от него, — сказала она, сама удивившись тому, что ее голос не задрожал.

Она открыла дверь:

— У меня так сильно разболелась голова, что пришлось распустить волосы и немного отдохнуть у тебя на диване.

— А как сейчас себя чувствуешь?

Кетрин не могла различить ни тени подозрения в его голосе, лишь подлинная тревога за нее. Она ухитрилась изобразить слабую улыбку:

— Думаю, что это от нервов, папа. Лейтенант Перкинс попросил меня выйти за него замуж.

Ее отец проглотил наживку.

— И каков же был твой ответ?

— Я еще не решила, но сказала ему, что дам ответ сегодня днем. И мне трудно решить, что сказать.

— Он будет тебе хорошим мужем, Кетрин. Надеюсь, ты примешь его предложение.

— Но я ведь… я не люблю его, — сказала она вполголоса.

— Любовь — не единственная сторона брака, моя дорогая. Уважение, сходство характеров, дружеское расположение тоже немаловажны.

Она посмотрела на него, в ее глазах блестели слезы:

— Может быть, я не достойна его!

— Ну, хватит, Кетрин! Не глупи! У лейтенанта будет отличная жена.

— Если ты не возражаешь, папа, то, думаю, мне лучше пойти сейчас домой. Я хотела бы еще немного подумать перед его приходом.

— Конечно, дорогая!

Кетрин, упрятав всклокоченные волосы под шляпку и надев плащ, отправилась домой. Однако, пройдя уже часть пути, она внезапно повернула и пошла в другой, менее респектабельный, но не менее приличный квартал Бостона. Подойдя к маленькому чистенькому домику из красного кирпича, она постучала большим молотком в дверь. Вскоре дверь открылась, и перед ней предстала миниатюрная седоволосая женщина с живыми черными глазами.

— Кетрин! — вскричала радостно она, простирая к гостье руки.

— О, Бетси! — Кетрин бросилась, в объятия старой экономки. — Бетси! Я в отчаянии!

— Что? Моя милочка, да ты плакала! В чем дело? Бетси провела ее в опрятную маленькую кухню, где преобладали желтый и белый цвета, усадила за стол и поставила перед ней чашку горячего шоколада и тарелку с домашним печеньем. Так у нее было заведено встречать добрых друзей.