Кэндис Кэмп - Свет и тень

Каролин зажала пуговицу в руке и направилась к сундуку. Мозг ее судорожно заработал. Свою находку она бросила в черную лакированную шкатулку, где хранились все те немногочисленные вещицы, что были ей памятны. Пуговица упала на перевязанные голубой лентой письма, полученные ею когда-то от Кита. Каролин спрятала шкатулку подальше в сундук, захлопнула его и уселась прямо на крышку, чтобы надеть ботинки. Шнуруя их, она не переставая думала о пуговице. На ней было изображено нечто вроде геральдического знака. Возможно, если Каролин сумеет определить его назначение, то найдет и другие ключи для разгадки этого происшествия и узнает, кто хотел се убить.

Каролин вздохнула и покачала головой. Нет, мысль о том, что какой-то аристократ проник в третьеразрядные меблирашки только для того, чтобы задушить заурядную актрисочку, казалась совершенно нелепой. Надо полагать, убийца был человеком среднего достатка, но не благородного происхождения. Где-то он мог увидеть этот понравившийся ему герб и скопировать его для своих пуговиц. Видимо, это был какой-нибудь поселенец с претензиями, который придумал герб для своего семейства. Не исключено, что нападавший мог быть простым вором, который украл сюртук дворянина. Поиск герба в Книге пэров ей тоже вряд ли что даст, поскольку изображение на пуговице настолько мало, что даже невозможно определить, какое животное там изображено. «Мне нужно будет прочесать город и найти человека в сюртуке с оторванной пуговицей», — решила она про себя. Эта деталь, понятное дело, была не слишком обнадеживающей.

Она отодвинула сундук от закрытой двери. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с духом, схватить перчатки и сумочку и выйти за дверь. Бросив быстрый взгляд на коридор и лестницу, Каролин убедилась, что была здесь совершенно одна. Она попыталась запереть дверь, но неизвестный, проникший к ней ночью, сломал ключ. Делать нечего, придется оставить комнату открытой.

Каролин твердыми пальцами сжала сумочку, вскинула голову, распрямила плечи и уверенно направилась вниз по лестнице. Свет снаружи слепил глаза, и, хотя улицы, как обычно, были грязными и сонными, она почувствовала странное умиротворение. «Ничто снаружи не изменилось, изменилось что-то внутри меня самой», — решила Каролин. Если она не позволит страху вселиться в себя, то сумеет управлять ситуацией.

Быстрая ходьба помогла ей привести мысли в порядок. Ничего особенного в дороге не произошло. Вид суетящихся торговцев на рыночной площади, кричащих и смеющихся детей, занятых своими играми на пыльных улицах, тявкающих собак, владельцев магазинов, таскавших корзины с чаем и мешки с мукой, — вся эта обычная знакомая сумятица еще одного рабочего дня с каждым шагом избавляла ее от страха.

Когда она, войдя в боковую дверь, прошла за кулисы, то увидела, что к репетиции труппа еще не приступила. Все они сидели полукругом и наблюдали, как Флориан ходил по сцене и прикидывал на глаз ее размеры. Бросив на Каролин невидящий взгляд и рассеянно кивнув, он продолжил, свое занятие. Актеры труппы наградили Каролин взглядами разной степени любопытства. Каролин, исполненная решимости вести себя так, словно события прошедшей ночи никак не повлияли на нее, как ни в чем не бывало заняла свое место среди других.

Репетиция — попросту некоторое обновление сильно затасканной легкой комедии — была скучнейшим делом. Каролин, обладавшей отличной памятью, не требовалось особого труда, чтобы вспомнить свои слова. Единственная цель репетиции состояла в постановке пьесы на другой сцене. Каждую неделю компания представляла новую пьесу. Вечером они играли один спектакль, а во время дневных репетиций шлифовали следующую постановку.

Сейчас они проходили второй акт. Флориан показывал новые мизансцены, и Каролин почти впервые за долгое время ощущала себя среди других актеров вполне комфортно. Здесь, в знакомой обстановке, среди известных ей людей, испытанный прошедшей ночью ужас почти не возвращался к ней.

Когда репетиция закончилась, она заторопилась в порт, чтобы узнать расписание кораблей еще до того, как на город опустятся сумерки. Следующим утром отправлялся корабль в Бордо. Глубоко погруженная в свои мысли, она вернулась в театр. Если бы у нее были деньги, она могла бы отплыть во Францию, а оттуда переправиться в Англию. После тех странных ощущений, связанных с Синтией, и ночного нападения она стала гадать, не судьбой ли предназначено ей быть завтра утром на этом корабле. Средств на проезд до Англии нет, но ей, возможно, удастся занять немного денег у Белинды, которая будет только счастлива, если Каролин уедет. Эту тему ей нужно будет обсудить сегодня же вечером.

В ближайшей от театра таверне Каролин проглотила безвкусный, приготовленный на скорую руку обед, потом опрометью бросилась в театр, чтобы подготовиться к вечернему спектаклю. Ее Джульетта в этот вечер была не столь неотразима, как накануне. Личные планы волновали девушку гораздо больше, чем роль. После спектакля она сняла грим медленнее обычного, растягивая это занятие для того, чтобы покинуть театр вместе со всеми. Сегодня у нее не было ни малейшего желания оставаться одной. Болтая с актерами, игравшими с ней в спектакле, она направилась в свои меблированные комнаты.

Кто-то свернул в таверну, остальные разошлись по своим комнатам этажом ниже. Подниматься наверх Каролин пришлось одной. Она успокаивала себя только тем, что в случае опасности станет кричать и ей придут на помощь. Сглотнув, Каролин толкнула дверь и подождала, когда та распахнется. Свет, падавший из коридора, выхватывал из полумрака сундук и кровать. Каролин ступила на залитый лунным сиянием квадрат возле кровати. Внезапно свет, исходивший из коридора, померк, так как дверь захлопнулась и чья-то рука стальным обручем обхватила ее талию, крепко прижав к ее бокам ее же руки. И прежде чем она успела издать хоть звук, рот ее был зажат.

— Не кричи!

Низкий мужской голос прозвучал грубо и угрожающе. Каролин стала бороться, пиная своего обидчика ногами и стараясь таким образом освободиться от его хватки, но тот рывком подтащил ее к себе и сжал еще крепче. За спиной она чувствовала твердое мускулистое тело высокого мужчины. Каролин попыталась закричать, но длинные, мозолистые пальцы, зажимавшие ей рот, еще глубже впились в нее, причинив ей боль и подавив всякие звуки.

— Замолчи! Маленькая дуреха!

Даже в этих отрывочных сердитых словах можно было безошибочно уловить произношение британца благородного происхождения, а судя по его тону, это был кто-то знакомый, из ее прошлой жизни… Бороться она перестала. В ответ нападавший ослабил хватку.