Барбара Картленд - Отомщенное сердце

Но она могла только лежать в удобной постели, глядя, как вечернее солнце садится за деревья и слушая гомон грачей, которые по своему обыкновению галдели, прежде чем устроиться на ночлег на ветках.

«Как могло такое случиться?» — снова и снова задавала она себе вопрос.

Если бы смерть Берты не послужила им предостережением, она сама, несомненно, умерла бы, а возможно, и Уоррен тоже, если бы съел одну из шоколадок после обеда, как и собирался.

При мысли обо всем этом ее охватил такой ужас что, несмотря на царившую жару, она почувствовала, как ее колотит дрожь.

«Это произошло столь неожиданно!

Ведь она уже начала оправляться от боязни и впервые почувствовала себя счастливой, общаясь с доброй и учтивой леди Вуд, которая напоминала Наде ее собственную мать.

Уоррен тоже дарил ей дивное чувство безопасности всякий раз, когда она оказывалась в его обществе.

Отравленный шоколад? Как стало возможно такое?

До такой дьявольской хитрости могли додуматься только те, кто так долго занимал ее мысли и преследовал в кошмарах.

Ища спасения от навалившегося на нее ужаса, Надя прибегла к молитве.

— Прошу тебя. Боже, избавь меня от такой смерти! Прошу тебя, дай мне пожить еще немного!

Она словно ощутила, как молитва унеслась ввысь к небесам, и показалось странным: всего несколько дней назад она жаждала смерти, а теперь ей хочется жить.

Это произошло благодаря Уоррену.

Он перенес ее из мира, где все было безобразно, убого и наполнено страданием, в мир благополучия и красоты.

И вот оказалось, что это далеко не так, она вновь испытывает непреодолимый страх.

Она очень легко могла бы положить в рот одну из тех шоколадок, просто чтобы сделать приятное Уоррену.

Румянец исчез с ее лица, глаза потемнели, затаив тревогу, когда, одевшись с помощью служанки, она спустилась вниз к обеду.

Она хотела пожелать спокойной ночи леди Вуд, но служанки сказали, что госпожа уже задремала и не стоит беспокоить ее.

«А если б она умерла? — ужаснулась Надя. — Тогда это была бы моя вина, и я бы чувствовала себя убийцей!»

Она спустилась вниз рано, поэтому не думала, что маркиз вернулся домой, но, когда вошла в гостиную, он стоял возле распахнутого, окна с бокалом шампанского в руке.

Он обернулся и смотрел, как она идет через комнату, — и хотя не сказала ни слова, он знал, что она чувствует сейчас.

Он отдал ей свой бокал, а сам вернулся к сервировочному столику и налил себе другой бокал из бутылки, стоявшей в ведерке со льдом.

Когда он опять подошел к Наде, она спросила едва слышно:

— Что… вы… установили?

— То, чего ожидал, — ответил он. — Шоколадки были отравлены ядом, очень искусно впрыснутым в них из шприца. Вы не смогли бы понять, что с ним кто-то поработал, пока не стало бы уже слишком поздно!

Он видел, как по ее телу пробежала дрожь.

— Мне нужно бежать отсюда! — молвила она. — Я… не могу оставаться здесь… потому что они, по-видимому, нашли меня, и если они… предпримут еще одно покушение, оно может быть… направлено против вас!

Она говорила не задумываясь.

Потом заметила в глазах Уоррена изумление, прежде чем он спросил:

— Что вы имеете в виду?

Она посмотрела на него невидящим взглядом, и он тихо сказал:

— Я думаю, нам не следует заблуждаться на этот счет, необходимо смотреть в лицо фактам.

Отравленные шоколадки прислала Магнолия Кин!

Он понял, что сказал не то, о чем подумала Надя.

Она пристально взглянула на него, а затем спросила:

— Вы… в этом уверены? Вы… вполне уверены?

— Абсолютно уверен, и ветеринар непрестанно задавал мне единственный вопрос: каким образом неопытный злодей сумел так искусно впрыснуть яд, что не осталось никаких внешних следов? Как это могло получиться?

У Нади перехватило дыхание.

— Но… зачем мисс Кин… понадобилось… убивать меня? — Она пыталась придать своему голосу естественное звучание.

Уоррен ответил не колеблясь:

— Мне кажется, причина ясна.

— Да… конечно… что за глупый вопрос с моей стороны! — воскликнула Надя. — Она действительно говорила, что… вы принадлежите ей… и что она никогда не позволит… завладеть вами.

— Скажите, какими именно словами она это выразила?

Это прозвучало как приказ, и Надя должна была повиноваться.

— Прежде всего она сказала: «Насколько мне известно, вы пытаетесь выйти замуж за Уоррена!»

— И что вы ответили?

— Я сказала, что мы помолвлены.

— Что произошло потом?

В голосе Уоррена опять слышалась властность, и Надя ответила:

— Мисс Кин сказала: «Тебе не удастся выйти за него, а если попытаешься это сделать — пожалеешь!»

И в эту минуту девушка подумала, что с ее стороны было очень глупо не догадаться с самого начала, что шоколадки могла прислать именно Магнолия Кин.

Ей никогда бы не пришло в голову, что английская леди способна на такой поступок или что опасность подобного рода может подстерегать ее в английском сельском особняке, где есть слуги, охраняющие ее и Уоррена, который всегда поблизости.

— Я могу лишь сказать одно: мне очень жаль, что все так произошло. На мне лежит вина за то, что Магнолия вас так испугала, — тихо произнес Уоррен. — Я предполагал, что она может неким образом, какого я даже не в силах представить, попытаться причинить мне боль. Но такое… Решиться убить вас!

— Возможно, для вас было бы… лучше ж-жениться на ней, как… она того хочет, — вымолвила Надя чуть ли не шепотом. — В конце концов… вы… когда-то любили ее.

Однако, повинуясь непроизвольно возникшему импульсу, она поняла: ей претит сама мысль, чтобы Уоррен стал мужем такой женщины.

Он слишком утончен, слишком благороден, слишком великолепен, чтобы растратить себя на ту, что не остановилась бы и перед убийством, лишь бы добиться своего.

Уоррен нахмурился, и вертикальная складка пролегла меж бровей.

— Я бы даже не стал пытаться спасти Магнолию от виселицы, на которой она бы закончила свои дни, если б не бедняжка Берта, — гневно произнес он.

— Ветеринар не мог бы… спасти ее?

— Она умерла мгновенно, съев шоколад, который Магнолия предназначала вам.

Он посмотрел на девушку потемневшими от негодования глазами.

— Она не предвидела, что я окажусь здесь, но она следила за тем, чтобы в доме не осталось больше ни одного родственника, который мог бы задержаться допоздна.

Уоррен перевел дыхание и продолжал:

— Она знала, что маме нельзя есть шоколад и останетесь только вы, причем будете одна, когда вам вручат ее «подарок».

Издав короткое восклицание, похожее на проклятие, он заключил:

— Вот что здесь произошло, и с этим ничего не поделаешь. Я не могу выдвинуть против нее никакого обвинения, хотя вы только чудом остались живы!