Анна-Мария Зелинко - Дезире

Оскар онемел от изумления.

— Меня! Меня — торговцу шелком, мама?

Я опустила голову. Может быть, это была неудачная мысль взять с собой Оскара? Я часто забываю, что мой сын — наследный принц. Как его знают! Как его приветствуют все горожане!

— Персон был учеником твоего деда Клари в Марселе. Он даже жил в нашем доме… Оскар, это единственный человек в Стокгольме, который знал моего отца и наш дом!

Тогда Оскар быстро наклонился ко мне и нежно взял под руку. Потом мы поискали глазами лавку, но не нашли ее. Тогда Оскар остановил пожилого мужчину и спросил его, где находится магазин Персона. Мужчина, узнав Оскара, склонился перед ним так низко, что Оскару пришлось сложиться почти вдвое, чтобы услышать его объяснения.

— Это там, — наконец, показал мне Оскар.

Это была небольшая лавка, но на полках я увидела много тюков первосортного шелка и бархата. Оскар толкнул дверь. Возле прилавка было много женщин. Это были не фрейлины, конечно, прилавок осаждали женщины из городской буржуазии, скромно одетые, в темных платьях и в бархатных жакетках. Их лица были обрамлены длинными локонами. Эти прически только недавно вошли в моду, и я поняла, что клиентки м-сье Персона знают, что сейчас носят. Дамы так жадно рассматривали шелка, что не обратили внимания на форму Оскара. Мы были оттиснуты в угол и попали к прилавку лишь тогда, когда подошла наша очередь. За прилавком стояли три молодых человека. Один из них имел лошадиное лицо и голубые глаза, что делало его очень похожим на прежнего Персона. Он-то нас и спросил:

— Что вы желаете?

— Я хотела бы посмотреть шелк, — сказала я на плохом шведском языке.

Сначала он меня не понял. Тогда я повторила по-французски.

— Я лучше позову отца. Он очень хорошо говорит по-французски, — сказал молодой человек с длинным лицом и ушел.

Потом я почувствовала, что вокруг меня образовалось пустое пространство и мы остались одни возле прилавка. Удивленная, я посмотрела вокруг. К своему ужасу я увидела, что все остальные покупательницы столпились у противоположной стены и рассматривают меня. В комнате послышался шепот:

— Это королева!

Я подняла вуаль, чтобы лучше видеть шелк, и меня узнали.

В это время открылась внутренняя дверь и вышел Персон. Марсельский Персон… Наш Персон… Он не очень изменился, только светлые волосы приобрели серый оттенок. Голубые глаза не смотрели с юношеской застенчивостью, а были спокойны и уверенны. Он улыбался привычной улыбкой продавца, готового обслужить клиента, показывая в улыбке свои длинные лошадиные зубы.

— Мадам хочет посмотреть шелк? — спросил он по-французски.

— Ваш французский язык стал еще хуже, если это может быть м-сье Персон, — заявила я. — А мне таких трудов стоило поставить ваше произношение!

Его длинное худое лицо на минуту оживилось, потом он растерянно открыл рот, чтобы что-то сказать, но вдруг нижняя губа его задрожала, и он не смог выговорить ни слова. В магазине стало тихо.

— Вы забыли меня, м-сье Персон?

Он покачал головой. Медленно, как во сне. Я хотела помочь ему и наклонилась вперед, через прилавок.

— М-сье Персон, я хочу посмотреть ваш шелк, — сказала я настойчиво.

Он провел рукой по лбу и пробормотал на совершенно невозможном французском языке:

— Неужели это вы пришли сюда, м-ль Клари?

Для Оскара это было уже слишком. Магазин был битком набит людьми, дамы слушали наш разговор во все уши, старый Персон бормотал по-французски…

— Может быть, вы будете так любезны и проводите нас в вашу контору, Ее величество и меня, и покажете ваш товар, — сказал Оскар по-шведски.

Молодой Персон поднял откидную доску прилавка, и мы прошли в маленькую контору. Высокий пюпитр с конторскими книгами и коробки с образцами ткани сразу напомнили мне контору папы. Над пюпитром, в рамке — пожелтевший от времени листок… Он очень пожелтел, но я его сразу узнала!

— Да, это я Персон, — прошептала я, садясь возле пюпитра. Я чувствовала себя в этой конторке, как дома.

— Разрешите представить вам моего сына. Оскар, м-сье Персон был учеником твоего деда в Марселе.

— Я удивлен, почему вы не поставщик двора, — любезно заметил Оскар.

— Я никогда не стремился к этому, — медленно сказал Персон. — Кроме того, у меня плохая репутация в наших кругах после моего возвращения из Франции. Из-за этого, — он показал на листок в рамке.

— А что у вас в этой рамке? — спросил Оскар. Персон снял рамку со стены и подал Оскару.

— Оскар, это первая копия Декларации Прав человека. Папа, то есть твой дед, принес ее домой. М-сье Персон и я, мы выучили наизусть все, что здесь написано. Перед отъездом в Швецию м-сье Персом просил меня дать этот листок на память.

Оскар не сказал ни слова. Он подошел к окну, вытер стекло рукавом адмиральского мундира и стал читать. Персон и я смотрели друг на друга. Он перестал дрожать, но глаза его были влажны.

— А Мелар действительно такой зеленый, как вы мне рассказывали. Только я не могла себе представить. Теперь он течет под моими окнами.

— Подумать только! Вы помните все это, мадемуазель… Ваше величество, — сказал Персон хрипло.

— Конечно. Поэтому… поэтому я так долго не приходила к вам, Персон. Я боялась, что вы на меня сердитесь, потому что, потому что…

— Я сержусь на вас? Почему, почему? — спрашивал озадаченно Персон.

— Потому, что я стала королевой. Ведь мы были республиканцами, — сказала я, улыбаясь.

Персон бросил испуганный взгляд на Оскара. Но Оскар не слушал. Он погрузился в чтение Декларации. Тогда Персон окончательно осмелел, наклонился ко мне и прошептал:

— Это было во Франции, м-ль Клари, а здесь, в Швеции, мы оба — монархисты. — Потом он бросил взгляд на Оскара и продолжал:

— Представить себе, что…

Я кивнула.

— Да. Вы тоже имеете сына, Персон. Все будет зависеть от того, как мы их воспитаем.

— Конечно. И, кроме того, Его королевское высочество внук Франсуа Клари, — сказал он, как бы утешая меня.

Мы помолчали. Мы вспомнили наш дом, папин магазин…

— А потом, вы помните, потом… В передней вашего дома стала каждый вечер появляться шпага генерала Бонапарта. Он отстегивал ее, приходя к вам с визитом, а меня это очень раздражало, — вдруг сказал Персон, и его лицо из бесцветного стало красным.

— Персон! Уж не ревновали ли вы?

Он отвернулся.

— Если бы я когда-то мог представить себе, что дочь Франсуа Клари сможет привыкнуть к жизни в Стокгольме, я…, — он замолчал.

Я поняла все… Если бы он мог предположить… он предложил бы мне очаг и магазин поблизости от королевского дворца. Совсем близко от королевского дворца…

— Мне нужно новое платье, Персон, — сказала я тихо.

Он повернулся ко мне. Его лицо было опять бледно и полно достоинства.