Анна-Мария Зелинко - Дезире

— Я хочу посмотреть на гербы на пуговицах — он схватил по одной в каждую руку. — Смотри, мама, три маленьких короны и лев в большой короне. Очень красивые гербы!

Мернер перевел взгляд с Браге на меня.

Конечно, было заметно, что я плакала, а молодой граф казался смущенным.

— Ее королевское высочество желала слышать историю нашего королевского дома в течение последнего десятилетия, — объяснил Браге со смущением. Мернер поднял брови.

— Мы тоже теперь члены дома Ваза? — спросил Оскар. — Раз старый король усыновляет папу, мы теперь будем настоящими Ваза, правда?

— Ты говоришь глупости, Оскар. Ты останешься тем, кто ты есть — Бернадоттом, — сказала я резко, поднимаясь со скамьи. — Вы хотите мне сказать что-то, барон Мернер?

— Его королевское высочество просит Ваше королевское высочество придти в его рабочий кабинет.

Кабинет Жана-Батиста представлял собой странное зрелище. Рядом с бюро, заваленным бумагами, было поставлено большое зеркало из моей туалетной комнаты. Жан-Батист примеривал новую форму. Перед ним трое портных ползали на коленях с полными ртами булавок. Шведы присутствовали при примерке с сосредоточенным видом. Я увидела новый сюртук темно-синего цвета. Большой воротник был обшит узенькой золотой полоской. Тяжелая золотая вышивка маршальского мундира отсутствовала. Жан-Батист с важностью смотрелся в зеркало.

— Это мне идет, — важно произнес он. — Но жмет подмышкой.

Трое портных кинулись все вместе и перекололи рукав по-новому. Наконец, Фернан сказал последнее слово:

— Господин маршал, вам очень к лицу эта форма.

— Ваш шарф, дорогой мой граф фон Эссен! — Жан-Батист получил из собственных рук графа фон Эссена шарф, только что опоясывающий его живот, и повязал его вокруг своей талии.

— Вам придется вернуться в Швецию без своего шарфа. Мне он нужен для завтрашней аудиенции. Иначе я не смогу устроить кое-какие дела в Париже. Пришлите мне сейчас же, как приедете в Стокгольм, три маршальских шарфа.

Наконец он заметил мое присутствие.

— Это шведская форма. Идет она мне?

Я кивнула.

— Мы приглашены к императору завтра в одиннадцать часов, — сказал он. — Я просил аудиенции и надеюсь, что ты будешь меня сопровождать. Эссен, шарф полагается надевать под пояс, или он должен покрывать его?

— Он должен прятать пояс, Ваше высочество.

— Прекрасно. Тогда ваш пояс мне не нужен. Я надену пояс от французской маршальской формы, и никто не заметит. Дезире, как тебе кажется, подходит мне эта форма?

М-м Ля-Флотт объявила, что приехала Жюли. Я вышла в гостиную. Последние слова Жан-Батиста, которые донеслись до меня:

— Мне еще нужна сабля.

Жюли казалась маленькой и потерянной среди тяжелых складок своего манто цвета… конечно, темно-красного. Она стояла у окна и задумчиво глядела в сад.

— Жюли, прости, что тебе пришлось ждать…

Жюли вздрогнула, потом слегка наклонила голову на очень худенькой шее, широко раскрыла глаза, как будто видела меня в первый раз, и низко присела, сделав придворный реверанс.

— Не смейся надо мной! — крикнула я. — У меня и без того много разных забот.

Жюли оставалась невозмутимой.

— Ваше королевское высочество, я не смеюсь.

— Поднимись! Поднимись немедленно и не раздражай меня. С каких пор королева приседает перед наследной принцессой?

Жюли выпрямилась:

— Так бывает, если королева без королевства, чьи подданные бунтуют с первого дня против нее и против короля, а муж наследной принцессы избран народом и Сеймом в качестве наследника трона. Я поздравляю тебя, поздравляю от всего сердца.

— Но откуда ты знаешь? Мы сами узнали об этом только сегодня ночью, — спросила я, садясь рядом с ней на маленький диванчик.

— Верь мне, ни о чем другом не говорят в Париже! Мы все посажены императором на завоеванные им троны, мы, в сущности, его представители. Но в Швеции Сейм на своем собрании единогласно избрал… Дезире я просто теряю рассудок! — Она засмеялась. — Я завтракала сегодня в Тюильри, император много об этом говорил и ужасно дразнил меня…

— Дразнил?

— Да, он хотел меня обмануть. Представляешь, он хотел меня уверить, что Жан-Батист теперь подаст ему прошение об увольнении из французской армии, что он станет шведом. Мы так смеялись…

Я посмотрела на нее удивленно.

— Вы смеялись? Что же тут смешного? У меня сердце сжимается, когда я подумаю…

— Во имя Неба, дорогая, это же не может быть правдой?

Я молчала.

— Но никто из нас никогда бы не подумал, что такое может случиться, — прошептала она. — Жозеф ведь король Испании, оставаясь французом. И Луи — король Голландии. Он бы ужасно возмутился, если бы его считали голландцем. И Жером и Элиз…

— Именно в этом и заключается разница, — наконец, сказала я. — Ты же сама только что сказала, что между вами и нами большая разница.

— Но скажи, неужели вы действительно думаете жить в Швеции?

— Жан-Батист — конечно. Что касается меня — это зависит от обстоятельств.

— От чего зависит?

— Я, конечно, поеду туда, — я наклонила голову. — Послушай, они требуют, чтобы меня звали Дезидерия. Это по-латыни означает «желанная». Я останусь только в том случае, если действительно буду желанной в Стокгольме.

— Какие глупости ты говоришь. Конечно, они хотят тебя, — заявила Жюли.

— Я в этом вовсе не уверена, — ответила я. — Старые благородные фамилии Швеции и моя новая свекровь…

— Какие глупости! Свекрови только потому ненавидят нас, что мы отнимаем у них сыновей, — проговорила Жюли, думая о мадам Летиции. — А Жан-Батист — не родной сын королевы Швеции. Кроме того, у тебя в Стокгольме есть Персон. Он, конечно, вспомнит, как добры были к нему папа и Этьен, тебе только нужно будет пожаловать ему дворянское звание, и ты сейчас же будешь иметь друга при дворе, — пробовала утешить меня Жюли.

— Ты все представляешь себе совершенно по-другому, — ответила я, вздыхая.

Я поняла, что Жюли совершенно не понимает того, что происходит. И она уже опять полна мыслями о Тюильри.

— Послушай, императрица, кажется, беременна. Что ты скажешь? Император вне себя от радости. Его сын будет носить титул короля Римского. Так как Наполеон решил, что это будет обязательно сын.

— Сколько времени императрица думает, что она беременна? Не со вчерашнего дня?..

— Нет. Уже три месяца. И…

Постучали, и м-м Ля-Флотт объявила:

— Господа из Швеции, которые уезжают сегодня вечером в Стокгольм, спрашивают, могут ли они проститься с Вашим высочеством?

— Попросите их войти.

Не думаю, чтобы кто-нибудь из них мог прочесть на моем лице, как я боюсь будущего. Я протянула руку фельдмаршалу графу фон Эссену, самому верному слуге дома Ваза.

— До встречи в Стокгольме.